— Где он умер?
— Довольно, мать, — повторил Холбрук, слабо махнув в ее сторону рукой. — Хватит, я сказал.
— В Северной Африке, — ответил ей Годвин. — Однако ваш муж совершенно прав. Мне нужно было узнать, не говорили ли вы с кем-нибудь о его миссии. Теперь я знаю, что этого не было. И Лэд, как я понял, ничего не рассказывал.
— Ни слова, — сказала мать. — Он был хорошим солдатом.
— Ну, не думаю, что секретность пострадает, если я расскажу то, что знаю, — при условии, что дальше это не пойдет.
— Мне было очень больно, что нам так мало сказали, — женщина вытирала глаза. — Очень больно.
— Не начинай заново, мать. Ты же помнишь, что нам было сказано.
Ее муж повернулся к Годвину.
— Никаких вопросов, вот что нам сказали. Моя добрая женушка хотела обратиться к нашему депутату, но нам приказали ни о чем не расспрашивать. Чрезвычайно важно. Безопасность есть безопасность. Все ради короля и страны — вот наш девиз, мистер Годвин.
— Мне кажется, мистер Годвин очень добр, что пришел к нам…
— Мне нравился ваш сын. В карты играл, как дьявол. В «фараон».
Холбрук издал сдавленный смешок.
— Я научил его этой игре. Он был совсем маленький. На каникулах в Брайтоне. Помнишь, мать? «Фараон» в Брайтон-Рок дождливыми вечерами.
Он нащупал в рукаве платок, поднес его к глазам.
— Счастливые дни, счастливые.
Он поднялся и пожал Годвину руку.
— Мать права, вы очень добры, что пришли, сэр.
Пройдя полквартала, Годвин остановился. Идти пешком до Мэйфер было далековато. Часа два, пожалуй, но ему было над чем поразмыслить по дороге.
Он услышал за спиной быстрые шаги и голос:
— Мистер Годвин, одну минутку.
Это была Диана.
— Чем могу быть полезен? — Он улыбнулся девочке, мгновенно проникнувшись к ней симпатией.
Она запыхалась, и бледные щеки ее разгорелись.
— Страшно мило, что вы так пришли… Я слушала вас по радио — вы, наверно, ужасно заняты. Мама с папой совсем опешили, когда вы возникли из ниоткуда — пуфф! — прямо как джинн.
— Я и хотел сделать им сюрприз.
— Ну, суть в том, что они не все вам сказали. А вы были так добры, чтобы к нам прийти… так что, по-моему, вам можно рассказать про человека, который зашел к нам как-то вечером. Сказал, что представляет короля и страну… — она хихикнула в ладошку, — но больше походило, будто он представляет новую пивную, понимаете ли… Ну, сами можете представить, как слушал его папа. Король и страна! Звонят колокола, папа вытягивается по стойке «смирно»…
— Ваш отец патриот, Диана.
— Кто бы сомневался. Словом, тот человек, он приходил к нам под Рождество, уже начались каникулы. Я читала в уголке, а папа позабыл, что я дома. Тот человек сказал им, что Лэд погиб — им уже сообщили, что он погиб, — но что им не следует ни о чем расспрашивать. Они всполошились, потому что мама готова была добраться до ПМ — хотела узнать, как умер наш Лэд. Наш депутат, мистер Спирс, через несколько дней сообщил, что никаких подробностей узнать не мог… А потом явился тот тип и вручил маме с папой пачку денег. Причем не чек, а именно деньги. Большой конверт с банкнотами — прямо не верится.
Она шла рядом с Годвином, заглядывая ему в лицо круглыми глазами.
— Вы правы. Это в самом деле странно. Так не делается.
— Он сказал: это в возмещение нашей огромной потери… Назвал единовременным страховым пособием от благодарного правительства.
— Что-нибудь еще?
— Прежде чем уйти, он несколько раз повторил, что им не следует больше обращаться к мистеру Спирсу, не следует задавать вопросов или обсуждать это с другими… Что-то вроде того, что это не должно дойти до чужих ушей.
Она смахнула челку с глаз и засунула руки в карманы пальтишка. Девочка обещала вырасти очень хорошенькой, и Лэд тоже был красивым парнем.
— Я смотрела один фильм с Джорджем Рафтом. Он там давал кому-то деньги за молчание. Так и называлось: «Деньги за молчание». Мне кажется, тот тип тоже заплатил маме с папой за молчание. Чтобы держали рты на замке.
— Каков он был собой?
— Гм-м… Высокий и, по-моему, тощий, хотя он был в широком плаще. И еще длинный нос — все вместе напомнило мне Шерлока Холмса. Он все время называл отца «старина». Сомневаюсь, чтобы до тех пор к нему хоть раз в жизни так обращались. Выглядело довольно смешно. О чем вы думаете?
— Я думаю, у вас задатки хорошего репортера.
— Нет, правда?!
— Вы наблюдательны. Вы мне очень помогли. Я не шучу.
— Вы думаете, я могла бы стать репортером? Правда?
— Почему бы и нет?
Он вручил ей свою карточку, а когда оглянулся, она стояла на том же месте, словно вросла в землю, а заметив, что он смотрит, помахала рукой и дерзко послала ему воздушный поцелуй.
Питер Кобра сразу заметил Годвина, едва тот вступил в полутьму «Догсбоди», и мгновенно просквозил к нему сквозь толпу.
— Роджер, вы не представляете, как я измучился, пытаясь пристойно накормить гостей на пятишиллинговый максимум! Эти новые правила нас убивают. Правда, разрешают брать еще два и шесть за проклятое кабаре, но это значит, что мы обязаны предоставлять это абсолютно варварское развлечение. И вот среди вас разгуливает цыган со скрипкой или его двоюродный брат, исполнитель португальских «фадо». На слух вроде кота в судорогах любви или агонии. Разница невелика. До чего довела нас эта война! Но проходите, я подобрал вашему визави столик в самом темном углу.
Он улыбнулся, гордясь своей предусмотрительностью.
Монк Вардан пил мартини. Длинный шарф, намотанный на его длинную шею, приводил на память прерафаэлитов. Он поманил Годвина согнутым пальцем и похлопал по банкетке рядом с собой. Питеру Кобра он сказал:
— Держите своего скрипача от меня подальше, или я за себя не отвечаю.
Кобра пожал плечами.
— Я рад, что вы пришли, — Вардан обратился к Годвину, — учитывая, как вы, должно быть, заняты. А теперь промочите горло, Годвин, и подготовьтесь — я намерен вас хорошенько выбранить.
— Надеюсь, хоть к концу вечера вы заговорите серьезно. Мартини, Питер, и пошустрей.
Кобра повел бровью, и один из его юнцов тут же предстал перед ними с отличным мартини.
— Но прежде удовольствия, потом дело, — заметил Вардан, выронив из глазницы монокль. — Как поживает прекрасная Сцилла? Должен сказать, в тот раз мы прелестно провели время в Стилгрейвсе. Кто- то мог бы пожаловаться на сквозняки в том крыле, где меня поселили, но меня холод только бодрит. В моем туалете вода замерзла — я вам не говорил?
— Вы меня пощадили.
— Пустяки. Так как у вас с ней?
— Я последнее время мало вижу Сциллу. У нее полно работы.
— Я уловил в вашем голосе кислую ноту, старина?