* * *
Надо отдать должное Анжелине, в комнатах баронессы оставалась хотя бы видимость порядка. Нет, что и здесь не убиралось уже несколько дней, бросалось в глаза сразу, но — стоило лишь перейти в крыло, традиционно занимаемое хозяйками замка, как количество следов пьяного разгула уменьшилось почти до норм приличия. Более всего напоминая небольшой сумбур, воцаряющийся в любом доме или дворце, после большого празднества.
Что-то стоит или лежит не на своем обычном месте, перекосилось зеркало или картина… Поверхности столешниц или полок, особенно из темных пород дерева или шлифованного камня, уже чуть подернулись матовостью пыли. В вазах цветы, судя по слегка увядшим и начавшим осыпаться лепесткам, как минимум двухдневной свежести. На улице белый день, а на некоторых окнах гардины все еще задернуты, как в ночное время. Свечи оплыли до самого основания, поскольку горничные их явно забыли вовремя потушить… Да и заменить на новые — тоже.
— Бог шельму метит, — проворчал Владивой, с явным неудовольствием взирая на все это безобразие, в некогда собственном доме.
— Что? — переспросил Медведь, не расслышав сказанных слов.
— Говорю, что на месте Лукаша, я бы и сам Секирника прибил… Разве ж можно весь город до такого скотского состояния доводить?
— И то верно, — сохраняя серьезное выражение лица, кивнул есаул. — Безобразие… Совсем не по харцызкому обычаю. Другое дело, вырезать всех, кроме пригожих девок и молодиц.
Слова Медведь произносил жестокие, а глаза его при этом смеялись. Он даже подмигнул Мельничуку. Мол, шучу я. Похоже, уловил смысл и Владивой.
— М-да, прав ты, вообще, друг Медведь. Пьяный проспится, мертвый — никогда. Но, ведь еще неизвестно, чем бы все штуки Секирника закончились. И что от Дуброва осталось бы, задержись я в пути хоть на день. Так то…
Харцыз внимательно поглядел на него.
— Владивой, а ты часом на двух стульях усесться не задумал?
— А что? Считаешь, королевский венец будет плохо смотреться рядом с обручем Ханджара?
Так широко Медведь не думал. А потому только плечами пожал.
— Ну, тогда велю его в браслет перевить… — усмехнулся Владивой. Потом подошел к угловому столику и взял с него кувшин. Понюхал, потом пригубил. Почмокал губами и приложился к кувшину так, что только кадык ходил. — Ух! — оторвался, наконец. — В те годы, когда я был здесь воеводой, вино из этой бочки подавали только самым именитым гостям. Угощайтесь, уверен — ничего подобного вы прежде не пробовали. Чудесный напиток. Один только запах чего стоит…
Увидев, как в один миг судорожно перекосилось и позеленело лицо Лукаша, он усмехнулся и протянул сосуд Медведю. Есаул жеманиться не стал и в пару глотков осушил кувшин.
— Да, знатное винцо, — похвалил чуть свысока. — Да только в Кара-Кермене…
— Пришли, — не стал выслушивать харцызкое бахвальство Владивой, указывая на дверь в свой бывший кабинет. — Оставайся здесь. Насколько я узнал характер своей падчерицы, она должна быть здесь. Лукаш, тебе первому заходить. Не будем сразу пугать баронессу, а то разговор не получится.
— А ну, погодь… — оттер парня в сторону Медведь. Сам встал сбоку от двери и рывком дернул на себя створку. Тяжелая дверь распахнулась, как невесомая калитка. Есаул выждал секунду и кивнул. — Вот теперь порядок. Можешь заходить.
— Ты чего? — недоуменно поинтересовался Владивой.
— А ты? — ответил тот. — Небось, тоже о самостреле подумал? Жалко парнишку… Понравился он мне, больно смышленый. Пригодится еще…
— Совсем сдурел? — возмутился Владивой. — Какие еще самострелы? Это ж надо, решил я парнем прикрыться хотел?
— А что. Нормально… Каждый так бы сделал.
— Ладно, потом договорим. Держи ларец и стой здесь. Надо будет, позову.
Переступив порог комнаты, Владивой удивился снова.
Осада и прочие военные действия, сочетались у него с тягостями и лишениями, а потому он готов был увидеть Анжелину изможденной и постаревшей от потрясений и забот. А вместо этого — узрел румяную, разбитную девицу, взирающую на мир затуманенными глазами и глупо хихикающую в разговоре с Лукашем.
— Вот как… — протянул он. — Жаль, что Катаржина всего этого безобразия не видит. Может, пожалела бы покойница, что не позволяла мне как следует заняться твоим воспитанием. Ну, и кто же оказался настолько 'мудр', предложив, вместо воды, пить вино и пиво?
— О, кого я вижу! — воскликнула Анжелина, заметив Владивоя. — Сам воевода Дуброва к нам пожаловал… бывший. Что, господин барон, опять меня похитить решили? Или прямо тут свадьбу сыграем? Мои — все здесь, а ваши гости в округе расположились…
Анжелина помолчала, давая словам Владивоя пробраться сквозь ее собственные.
— А кто его теперь разберет… Вроде, хранитель наш. А что? От жажды помирать?
— Колодцы новые рыть! — свирепея от непотребного вида пьяной падчерицы, прорычал бывший воевода. — Колодцы! Твоя светлость!.. А старые надо было — известью протравить и, после, вычерпать досуха. Раза три…
— Колодцы?.. — растерянно переспросила юная баронесса, призадумалась и… стремительно покраснела. Мгновенно, сразу, вся. Словно вспыхнула…
— Ладно… — сменил тон Владивой. — Война не женское дело. Не тяни с новым воеводой-то. А лекарю-хранителю, если его совет, не забудь, потом, не меньше дюжины батогов всыпать.
— А будет у Дуброва и у меня это 'потом'? — вполне трезво поинтересовалась Анжелина. — Уж, коль вы здесь, то надо понимать: город и замок захвачены харцызами?
— Дубров сейчас может ребятня из Опупения захватить, была б нужда, — проворчал Владивой. — Но, не беспокойся. Харцызы в город не войдут. Мы взяли выкуп и на этом остановимся.
— Выкуп? — баронесса перевела взгляд на Лукаша. — Ты… отдал?
— Парень не виноват. Его, считай, убили. А мертвые срама не знают. Только рассказ этот долгий и не под сегодняшнее настроение. Как-нибудь в другой раз выберусь, загляну к тебе в гости, тогда и расскажу все обстоятельно. А сейчас, меня нечто другое интересует. Может, договоримся? Чай, не чужие люди…
— Говоришь, харцызы Дубров не тронут?
— Слово.
— Другая на моем месте рассмеялась бы в ответ, — обмахнулась веером баронесса. — Но я, почему- то, верю тебе, отчим.
— Взрослеешь…
— Наверно. Говори, что тебе от меня еще надо? Надеюсь, разговор не о замужестве пойдет…
— Только, если ты себе уже нашла жениха, — улыбнулся Владивой и позвал громче. — Медведь, тащи сюда находку.
Увидав здоровенного харцыза с таинственным ларцом в руках, Анжелина опять изменилась в лице. Только теперь она сделалась белее первого снега. Баронесса даже на ноги вскочила.
— Нет! Его нельзя открывать!
— Спокойнее, девочка. Мы же не хранители, разумение имеем. Поэтому и пришли спросить: что в нем такого важного и опасного? Расскажешь?
Анжелина без сил рухнула обратно в кресло и отрицательно помотала головой.
— Я не знаю…
— Ой, ли? — не поверил Владивой, ощутив в голосе падчерицы неискренность.
— Слово чести… — прижала руки к груди Анжелина. — То есть, я знаю, что там шкатулка. А вот что в ней… Эта шкатулка давно храниться в роду Зеленого Дуба, но что внутри нее — не ведомо никому. Матушка как-то, после очередной вашей ссоры, едва не открыла ее. Потом опомнилась, засунула в ларец, а сверху еще и бечевкой обмотала. От соблазна… И, если примете совет, положите его обратно в сокровищницу.
