вопрос задал.
— Змия… — повторил Мышата. — А что тут такого, ты же Ханджар харцызов?
— Да, но…
— Они, что ничего не знают? — недоуменно поглядел на Али Джагара Мышата.
— Ты слишком долго прятал… не выходил никуда со своей мельницы, — проворчал Островид. — А потому не знаешь, что со времен закладки Кара-Кермена в Вольной Степи еще никогда не было Ханджара. А потому, никто и не знает, что может обруч Великого Хана.
— Понятно. Стариков — тех, кто знал, уже нет, — а молодежь воспринимает обруч Хана, как обычное украшение. Нечто вроде баронского венца, верно?.. А его совсем для другой цели делали. Впрочем, — прибавил после короткой паузы, — и делали не для харцызов…
— Это уже неважно и никому не интересно, мельник, — отозвался Островид. — Потом, как-нибудь обсудим, сейчас куда важнее, что обруч и сам Ханджар здесь.
— Вот именно! — повысил голос Владивой. — Так что хватит разговаривать, словно меня нет!
— Еще раз просим прощения, — изобразил поклон Островид. — Я все объясню…
— Я сам, — перебил провидца Мышата. — Господин барон, господин есаул, скажите: вам в бою долго приходиться объяснять своим товарищам: кто и что должен делать?
— Зачем? — недоуменно пожал плечами Медведь.
— Все заранее оговорено, — ответил Владивой, уже догадываясь, куда мельник клонит. И не ошибся.
— Вот и у нас с провидцем примерно такой разговор получился. Простой и ясный для нас, и немного странный для вас. Но, клянусь мельницей, как только отправим Зеркало Игорю, я отвечу на все ваши вопросы, сколько бы их не было.
— Не слишком ли опрометчивое обещание? — хмыкнул Островид. — Забыл, что один, гм… любопытный может задать вопросов столько, что и сотни мудрецов не ответить.
— Если Игорь победит — времени хватит на все. В противном случае — мы все умрем раньше, чем у меня язык отвалится, — хмуро усмехнулся Мышата. — Ну, все. Пошутили и хватит. Господин барон и Великий Хан, надевай обруч и вызывай Змия.
— Но я не умею!
— Просто подумай о том, что есть важный разговор. Учтиво подумай… и искренне.
— Хорошо…
Владивой надел обруч, закрыл глаза и попытался представить себе того стража Прохода, которому отдал всех лошадей. Добрых чувств этот Змий у него не вызывал, но, во всяком случае, запомнился навсегда. И очень четко…
'Я слышу тебя, человек! — прогремел в голове бывшего барона гулкий бас, интонацией схожий с камнепадом. — Жди…'
— Что?! — увидев, как изменилось лицо Владивоя, бросился к нему Мышата. — Что?
— Страж ответил, — объяснил вместо него Али Джагар ибн Островид. — Ответил…
Глава двадцать седьмая
В старинных балладах и перебеленных хранителями книгах мудрые короли, получив известие о приближении вражеского войска, степенно усаживались за стол, глядели на карту и начинали отдавать важные и судьбоносные распоряжения своим воеводам. Что ж, вполне возможно, что именно так и следует поступать в подобные минуты, но король Зелен-Лога об этом не успел задуматься. Услышав доклад ратника о приближении вражеской флотилии, Ладислав, словно мальчишка, вскочил из-за стола и выбежал из библиотеки. Ноги сами понесли его знакомой с детства дорогой к Нетерпеливой башне, прозванной так из- за того, что стояла ближе к порту и якобы позволяла увидеть паруса кораблей чуть раньше, чем с других смотровых площадок.
Благо время было позднее и в пустых коридорах и анфиладах замка свидетелей неподобающего королевскому чину поступка почти не встретилось. Дворня и служба еще спала, а потому, кроме часовых, никто не увидел, как король пронесся к крутым ступеням, ведущим на смотровую площадку башни, а следом — сопя и топоча сапогами, неслись воевода, виконт Лебедян и еще несколько человек. За последнее время незнакомцами в Бобруйске никого нельзя было удивить, прибывали сотнями со всех концов королевства, а поскольку никто ничего не кричал и не отдавал никаких приказов, стражники отнеслись к этому событию, как к дворянской причуде. Мало ли, куда им всем приспичило?.. Отдали честь и остались на месте.
А король взлетел вверх по винтовой лестнице, подбежал к парапету и замер, не в состоянии даже осознать чувства, охватившие его. Все увиденное, могло казаться невероятным сном, или картиной безумного художника.
Откуда-то из-за бескрайнего горизонта поднималась гигантская, черная стена одной огромной волны, заслоняя собою звезды, — увенчанная пеной, как украшают белой бахромой крышку гроба. И только какое-то мгновение еще удерживало ее вертикально и не позволяло обрушиться вниз, навсегда отсекая тех, кто оказался внутри от мира живых. Увлекая навеки в царство мертвых.
А обреченных на неизбежную погибель было много, очень много.
Король Зелен-Лога, даже представить себе не мог, что северяне обладают таким огромным флотом. Да что там северяне, Ладиславу, дворянину из рода Зеленого Бобра, выросшему в порту на берегу Пролива, не укладывалось в голове, что кораблей может быть — столько! Сотни, сотни парусов белели чайками на всем обозримом просторе и, обгоняя ветер, стремительно неслись к берегу, в тщетной надеже уйти от неизбежной смерти. Тем, кто находился на палубах кораблей, особенно самых легких, намного опережающих другие судна, наверняка казалось, что они еще могут успеть, ведь до суши оставалось совсем немного. Меньше мили… Но, судьба не собиралась никого щадить.
Буквально на глазах Ладислава, огромная волна настигла задние корабли и потащила их вверх, к небу, как перышки, как невесомые пушинки.
— Храни нас Создатель! — потрясенно воскликнул Ярослав. — Это невероятно!
Воевода с трудом заставил себя оторваться от ужасной картины, и перевести взгляд на пристань. К счастью, там все обстояло вполне благополучно. Понимая, что магический шторм может достичь и порта, а также — что человеческие усилия тут ничего не дадут, с пришвартовавшегося брига, на причал торопливо высаживались моряки 'Бобра'. Различить фигуры и лица с такого расстояния не удавалось, да и не рассветало еще, а потому оставалось только надеяться, что у капитана брига ума не меньше, чем у его матросов, и изображать никому не нужную браваду Маковей не станет.
— Неужели человеку обязательно надо увидеть такое, чтоб поверить в пророчество и не испытывать судьбу? — пробормотал негромко Магистр.
Лебедян хотел было ответить, но именно в это время край волны настиг и самые ближние, совсем чуть-чуть не достигшие спасительного берега корабли, а заброшенные в подоблачную высь первые суда начали кувыркаться вниз. Отсюда, с башни, напоминая небольшие сундучки и шкатулки, из которых сыпалась, вываливалась и пропадала в пучине разнообразная мелочь.
Наверняка все это сопровождалось воем ветра, грохотом волн, треском ломающихся досок, криками людей, — но, до Бобруйска не доносилось ни звука. Словно все здесь оглохли в один миг, или та сила, что вершила судьбу флота северян, накрыла Пролив плотным стеклянным колпаком. И тем ни менее, город и порт просыпался.
Сперва в одном окне зажегся свет, потом замигала лучина в другом, третьем…
Люди выходили из домов и взбирались на возвышенности, хотя — тянущуюся к звездам, пенную шапку громадной волны можно было увидеть с любого места. Даже лежа на земле.
Жуткое зрелище завораживало, заставляло вглядываться, напрягая зрение, пытаться разглядеть какие-то подробности, детали. Запомнить очередность событий, — как будто для гибнущих моряков и воинов имело хоть какое-то значение: чей корабль перевернулся, или рассыпался первым.
А гигантская волна уже приподняла над поверхностью Пролива весь флот северян и замерла на неуловимо короткое и в то же время — бесконечно длинное мгновение, застыла, будто в нерешительности.
