— Я тебя не понимаю, Соня. Кто тебя заставляет все это делать? Брось.
— А куда же мне деваться?
— Да уезжай куда?нибудь.
— Куда?
— Куда хочешь. В Одоев, в…
— Ты меня гонишь, ты от меня хочешь отделаться!..
Истерика…
Потом Софья Андреевна пошла к Александре Львовне, которая ничего не слыхала. Приносит ей ключи. Александра Львовна, ничего не подозревая, видит, что у нее странное лицо, и спрашивает:
— Что с тобой?
— Ничего, я иду погулять.
Когда Софья Андреевна ушла, Александра Львовна сообразила, что, должно быть, что?то неладно, и пошла к Сергею Львовичу. Сергей Львович ей сказал:
— Да …, я ничего не знаю!
Тогда Александра Львовна пошла ко Л. Н. Он ей все рассказал и спросил:
— А где мама?
— Она ушла.
Л. Н. за голову схватился.
— Она что?нибудь над собой сделает, и мы будем в этом виноваты!..
У него сделались сильные перебои в сердце.
Во все концы кто пошел, кто поехал. Софья Андреевна дошла до «Черты» (граница имения Ясная Поляна и казенной Засеки), устала и присела на краю канавы. Там ее увидал кучер, ехавший в шарабане, и привез домой. Потом все успокоилось, но перебои у Л. Н. весь день не прекращались.
Нынче я поздно приехал в Ясную. Сыграл с Л. Н. две партии в шахматы. Он мне все проигрывает, и ему это немного неприятно.
В Ясной довольно много народу. Уезжали С. А. Стахович и Н. Н. Ге. Ничего особенного не было.
Л. Н. говорил мне за шахматами, что его преследует мотив полонеза Шопена (A?dur).
— Что б я ни делал, с кем бы ни говорил, а он все поет. Вы не думайте, я ни к чему не подговариваюсь, я просто вам говорю.
Трогательно, как он боится поставить меня в положение, что он меня просит играть, и мне нельзя ему отказать.
2
Я пошел наверх, стал читать у рояля газеты. Слышу Л.Н., услыхав, что кто?то верхом приехал (Булгаков), вышел через гостиную на лестницу и спрашивает:
— Это Димочка приехал?..
Я остался в столовой, а Л. Н. сошел вниз. Вдруг слышу — Варвара Михайловна спрашивает:
— Филипп, вы не видали Александра Борисовича? Его Л. Н. спрашивает.
Я пошел к Л. Н. Он сказал мне:
— Ну, давайте сыграем, хоть я и не могу с вами играть. А как ваше здоровье? Я потому спрашиваю, что тем же нездоров, и, может быть, вам мое средство поможет.
Л. Н. советует мне пить чернику и не пить ничего во время еды. Сели играть, и я опять выиграл две партии (гамбит Муцио). За шахматами Л. Н. сказал:
— Спасибо, Софья Андреевна избавила меня от этой дамы. Мне так скучно стало разговаривать. В мои 82 года мне просто стыдно. Нужно молчать… И не знаешь, как поступить. Не говорить — оскорбишь этим. Что лучше?.. Если бы уйти!
Потом подошла Александра Львовна.
— Что, папа?
— Уныние на меня напало…
— Да, я за обедом заметила.
— За обедом еще ничего. Я просто молчал!.. А эта дама меня доконала. А ты что?
— Я сейчас ванну возьму и в постель.
— Что так рано?
— Да ведь я еще совсем нездорова. Нынче поехала в Тулу и совсем без сил.
— Ну иди, а, может быть, еще сменишь гнев на милость, придешь?
Когда Александра Львовна ушла, Л. Н. опять сказал:
— Да, нужно молчать. Я слушаю эти разговоры, это ка- кое?то прелюбодеяние слова…
Когда дама уехала, Л. Н. сказал:
— Ну, теперь мы можем проплясать маленькую нуми- дийскую конницу.
Варвара Михайловна рассказывала мне, что Трубецкой заговорил Л. Н. Л. Н. любит молча ездить верхом. Он думает при этом или просто отдыхает. Когда с ним едет кто — ни- будь, знающий это, то едет позади и только изредка заговаривает, а Трубецкой едет рядом, заезжает вперед и говорит без умолку.
Я, прощаясь, предложил сыграть на фортепьяно. Л. Н. обрадовался. Я сыграл два этюда Шопена. Играл хорошо. Когда я кончил, Трубецкой спросил по — французски: «Вы учились в консерватории?»
Л. Н. ответил:
— Он профессор консерватории.
Всем стало неловко… Мне не было нисколько неловко или неприятно, а другим почему?то казалось, что это неловко… Мне было просто смешно.
3
Трубецкой стал лепить Л. Н. на простой лошади. Л. Н. сидел, а он работал. Работа удивительно талантливая. Сходство лица не идеально, но фигура, посадка, форма головы, лошадь — чудо! Л. Н. восхищается его талантом:
— Как он удивительно работает! У настоящего мастера всегда сразу намечаются главные линии — все отношения взяты верно — это во всех искусствах так. А уж потом начинаются детали. Лошадь у него фон, он потому и выбрал эту.
Л. Н. подошел, посмотрел и сказал:
— Мне даже смешно смотреть.
Л. Н. пошел в дом. Я остался с Николаевым.
Из дому вышел Филипп и сказал, что меня «граф» зовет. Я пошел.
Л. Н. уже расставил шахматы и сделал первые дебютные ходы гамбита Муцио. Я выиграл. Вторую Л. Н. играл белыми (дебют двух слонов) — ничья. Когда мы играли, подсела Александра Львовна. Л. Н. спросил ее:
— Ну что, как ты?
— Так себе, папа. Сейчас спать лягу. У меня температура повысилась немного нынче. Статьи я тебе переписала.
— А хорошо Трубецкой лепит!
— Да, папа, хорошо.
— Он удивительный человек!
— Да, мне он очень нравится, но ты будешь бранить меня за то, что я тебе скажу. Мне он нравится, а… мне очень не нравится…
— Ну, кто ее, знает, Богу всякие нужны… — Молчание…
— А если я тебе скажу, вот ты на меня сердиться будешь? — В это время в столовую вошло много народа, и Л. Н. так и не досказал своей мысли.
Л. Н. предложил Сергею Львовичу сыграть против моего «Муцио». Вышла интересная партия, но мы отставляли и анализировали, так что мы ее не считали. Л. Н. подходил и смотрел. Я скоро уехал. Л. Н. сказал мне:
— Будем завтра ждать.
Я обещал поиграть на фортепьяно.
