тысячерящаяся плоть! Цель язней, жизней, зрений, слухов – всех нас касается Господь. В ком? –?в друге, в твари ль, в муже-ладе; в чем? –?в глине, в древе ли, в лице ль... и молим мы ему и гладим, не ведая, что это –?цель. Фитиль, дарящий отблеск тельный,– светильник: в глинке огонек прозрачный, призрачный, скудельный, как жизнь,– подуть и –?тьма: поблек. При нем я трапезою навьей –?мед в черепке, творог, вино – делюсь с ушедшими, их славя – ветшайшего денми венок. Друг! невещественно отведай от сладкой перстности: вот мед, вот навий хлеб, вот жизнь, вот! ведай! кипящих мыслей годомет. Я ждал тебя, чтобы из знанья хмель медный памяти пролить. Мы те, что полночью изгнанья готовы утра спор продлить. По эту сторону дух пара витал над чашкой! душ уют! От чаш божественного пира вкушали мы –?от пряных блюд. Окно оттуда выходило в блаженства, в небо –?крыш полет и ветр –?бесед всенощных дело, под лет тяжелых низкий л?т. Я новозападник, стремящий себя за грани расплескать, и ты –?новоязычник, мнящий, как древний, ладуя, плескать и таинством сиих плесканий вернуть исчезнувшую тень... Девкалионовым метаньем творить из сокрушенных стен. И ныне, здесь тобой оставлен, забыв медовость всех веков, писаний лирность, ветхий ставень прикрыв, светильников венком, сим теплым жадным полыханьем для мертвых яства окружив, на их огнях слежу дыханье невидимых, единый жив. Вот покачнулися пламена, волос зашевелился вихрь. То –?будущее на рамена мои –?кладет ладони их. И прорицают и пророчат, и вижу! вижу новый мир. И длится до вершины ночи сей хладный навий вещий пир.