Годов тридцатых смирный человек – декоративный матерьял парадов, боев и митингов... Безумный век мне тихим подвигом отметить надо. Придя от белых вьюг и черных рек, в стране подстриженной чужого сада на камне европейских городов я променять на звуки их готов.
7
Охотно верю –?предкам было скушно в российском Домике в Коломне. Нам же в нем все милым помнится. Мы русским калачем гостей иноплеменных прямодушно готовы потчивать и здесь, в краю чужом. Вот самовар картонный вьет послушно бумажный пар, и Пушкина за ним, одушевясь, цитирует Тувим.
8
О Муза! для коломенских идиллий, благословенных Пушкинских октав сойдем и мы –?мир неизменно прав – в смиренный дол печалей и насилий, гримас бесовских, демонских забав, и вспомним в утешенье: в мокрой пыли варшавской мглы в посольство иль на бал здесь некогда сам Гофман проезжал
9
в карете черной –?и слуга безхвостый, наперсником прикинувшийся бес, ему нашептывал заклятья под навес с подножки задней. Слово беса просто – привычное, утратившее вес, но сколько в нем магического роста. Речей бесовских сладостна кудель – и мчались бесы в русскую метель.
10
Теперь их нет. Пророчат не они в завьюжном хохоте о русской смерти – глухие демоны сменили бесов –?верьте! – вот почему так скучны стали мы: насмешливы проказливые черти, а демоны торжественно скучны. Я юношей их часто видел в дыме зорь огненных –?суровыми, нагими.
11
Когда умнели августовски дни, прозрачнели осенними кострами дерев и туч, и властными стихами я управлял небесными огнями, – высокими волынскими ночами являлись мне торжественно они – гиганты черные, глухонемые – и их приветствуя, леса склоняли выи,
12
леса гремели темною листвой. Полями над изжаждавшей землей шли демоны, и душною грозой
