казалось людям приближенье духа. У чресел их встречались громы глухо и вспыхивали молнийной стрелой. И пепелили, низвергаясь, громы сердца людей, и пажити, и домы.
13
Ни плач о мертвых, заключенных, нет, не в жестоте лишений одичанье – был страшен мрачный демонский навет. И видел я: –?исполевает свет: бездушит мир, скудеет состраданье. И дух неволило негодованье. Бежали мы, но и в чужом краю я видел скорбной родину мою.
14
Тогда, я слышал, говорили: сон проклятый –?годы чуждого засилья, насильем кто ответит на насилья, тот победит –?второй Наполеон. Не спорил я –?ведь знал, что был рожден не человеком враг, что носит крылья, и тенью их, точащей адский яд; он жжет сердец богоцветущий сад.
15
На демонские мрачные забавы единственный пророчил я ответ: миротворенье ангельское славы молитвенной, Фаворский умный свет, благочестивость дней, – быть может лет. И тихим подвигом мы будем правы – от немоты молитв –?движенья губ – враг рухнет в бездну, как подмытый дуб.
16
Путь скудный, неизвестный и упорный. Я изменил ему в тот день позорный, когда взомнил, что можно волшебством достигнуть легче власти, чем постом, над демоном. Но в магии той черной знакомой сладостью, холодным торжеством магически мне ямбы зазвучали и в снах орфических аттические дали,
17
и гул эпический громады влажной вод вновь огласил безумный хоровод полуязыческих кровавых таинств. Священный колос факелом цветет, и Муза с лирой каменною манит – мне чудилось –?в успенье –?тайный грот, и оживает лира и над нами звучит –?до слез –?знакомыми стихами.
18
Так в час решающий я был смущен игрой бесовской. Детский полусон: парк Павловский, в нем Музы, Аполлон – вы, в отрочестве виденные боги, – сказалось все. И я сошел с дороги, где умный свет на мир струился строгий. И в тайнопись страстей, стихий, светил я ум свой возмущенный погрузил.
