готовое основание для будущих наших действий в горных котловинах, лежащих за рекой Белой, избавляя в то же время нас от необходимости снова прорываться туда с севера чрез хребты, покрытые лесами.
Однако такое предположение на самом деле не оправдалось. Владение нами Дахо нимало не препятствовало неприятелю вторгаться в наши пределы. Дахо никогда не мог служить базисом для будущих наших действий в горах, за исключением только движения на Хамишки и далее вверх по Белой. Напротив, пять батальонов, две сотни и восемь орудий, находившиеся там для устройства и разработки дороги на правом берегу Белой, как замкнутые в котловине, сжатой со всех сторон высокими и трудно доступными горами, оставались в бездействии во время лета, когда Залабинский край был подвержен нападению неприятеля, а вновь поселенные станицы находились чисто в блокадном положении.
И, действительно, неприятель, как будто желая доказать неосновательность приведенного донесения, вслед за занятием Дахо, не упоминая о второстепенных его действиях и хищнических покушениях, нападает в значительных массах на скот под Псебаем и станицей Губской, а также окружает колонну, высланную из Дахо в Царскую за провиантом. Не проходило дня, чтобы не раздавались сигнальные пушечные выстрелы или не слышалась учащенная канонада по разным направлениям. Беспрестанно получались известия о сборах неприятеля и о намерении его напасть то на скот, то на жителей, то на строящиеся станицы.
От такого тревожного состояния края в особенности изнурена была кавалерия от скачек по разным направлениям, вследствие сигнальных выстрелов, производимых без всякого систематического порядка. По существующим для кордонной службы правилам, каждый постовой начальник, с появлением неприятеля, не справляясь о числе, должен был извещать кордон сигнальным пушечным выстрелом, который повторялся на соседних постах и ближайших станицах. Такая мера, бесспорно хорошая и полезная при обыкновенных отправлениях кордонной службы, была неуместна в лето 1862 года, когда неприятель, желая держать наши войска и поселения в постоянной тревоге, с намерением являлся одновременно в разных пунктах. А потому зачастую случалось, что от таких сигнальных выстрелов тревога делалась общею, не только в Залабинском пространстве, но и на Лабинской линии. Следствием такой неурядицы было то, что кавалерия, не успевшая возвратиться с одной тревоги, должна была скакать на другую, или, не доскакавши до одного места, – спешить по учащенным выстрелам на другой пункт. В особенности страдала от таких скачек кавалерия, расположенная по Белой, а также в станицах Кужорской и Нижнефарской, по причине болезненной деятельности и энергии начальника кордона, подполковника Есакова.
Если кавалерия не имела покоя и страдала от беспрестанных скачек, то пехота не имела отдыха от непомерных работ и караулов. Для нее не существовало покоя ни днем, ни ночью. Днем рубка леса, проложение дорог, устройство мостов, копание рвов, насыпание брустверов, вязание туров или плетня; ночью – усиленные караулы, по причине не вполне огороженной станицы, и зачастую бдение всего гарнизона, по случаю ожидаемого нападения.
Хотя солдаты сильно были изнурены и болели, однако работы не прекращались, даже в годовые праздники. «Пусть умрут на работах!» – было девизом графа Евдокимова. И действительно, госпитали и лазареты были запружены больными, между которыми и смертность была очень велика, потому что, кроме изнурительных лихорадок, явился заразительный тиф.
Но страдали не одни войска, страдали и жители новых поселений, куда попали кроме казаков старых станиц Кавказского линейного войска и поселяне внутренней России, не имевшие понятия о бивуачной жизни, а тем более подверженные постоянной опасности лишиться не только последнего своего имущества, но и жизни. Стесненные в станичной ограде с лошадьми и рогатым скотом, по нескольку дней невыгоняемым на пастьбу, по причине иногда воображаемой в уме станичного или кордонного начальника опасности, они должны были под навесом или холщовым наметом, а то и под открытым небом, переносить все влияния непогоды, столь непостоянной в предгорных местах. От этого явилась не только лихорадка – болезнь обыкновенная в странах, подверженных быстрым и частым переменам, но другие изнурительные болезни и даже тиф. Много бедствий перенесли новые поселенцы не только от болезни и других лишений, но даже от голода.
При таком печальном состоянии Залабинского края без сомнения следовало бы обратить внимание на облегчение от работ войск и успокоение новопоселенных жителей, не предпринимая ничего нового. Нужно было заняться надежным ограждением и вооружением станиц, потому что большинство было без оконченных оград и вовсе не были вооружены. Нужно было прекратить напрасные частые тревоги, изнурительные скачки и распространение неточных сведений о неприятеле – сообразным отправлением кордонной службы, правильным расположением войск и положительным собиранием и рассылкою точных сведений о неприятеле.
К сожалению, на все это не было обращено ни малейшего внимания. Из числа войск, изнуренных уже непомерными работами, частыми тревогами и сильными болезнями, составляется новый отряд из 141/2 батальонов, восьми эскадронов драгун, четырех сотен казаков и шестнадцати орудий, который и двигается на Пшеху, где и приступает к устройству Пшехской станицы.
Это новое наступательное движение было тем более несвоевременно, что предпринималось в покосное время и когда приближалась уборка хлеба. Но этого желал начальник штаба войск, за Лабою находящихся, подполковник К-в, пользовавшийся особенным доверием графа Евдокимова и генерала Забудского и вполне управлявший генералом Тихоцким, человеком добрым, храбрым и не без некоторых других военных способностей, но до сего времени под своим начальством, свыше кавалерийского полка, не имевшим.
От такого преждевременного движения наших войск на Пшеху пользы особенной не произошло, а последовало много вреда.
Залабинский край, как надеялись, не только не успокоился, а напротив – неприятель, показавший отчаянное сопротивление при движении на Пшеху и занятии этой реки, с новой энергией начал тревожить наши новые поселения и делать нападения еще в большем числе. Так в тысячных массах штурмует укрепление Хамкеты, дважды врывается в станицу Пименскую, значительную часть которой сжигает и предает разграблению. Кроме того, появляясь одновременно небольшими партиями в разных местах, отгоняет скот, нападает на небольшие команды и посты, убивает и захватывает в плен жителей во время полевых работ или при заготовлении леса для построек.
Такие ежедневные происшествия, наводя ужас на жителей, заставили их совершенно прекратить полевые работы и не выгонять свой скот на пастьбу. А от этого произошло: что сена было не накошено в должном количестве; созревший хлеб не был убран надлежащим образом; скот, оставаясь без корму по нескольку дней, начал болеть и дохнул. Ко всему этому еще более увеличилась болезненность и смертность между жителями и солдатами, тогда как, если бы движение наших войск на Пшеху совершилось позже хотя двумя месяцами, то жители успели бы накосить в достаточном количестве сена, убрать и свезти с полей хлеб и заготовить для своих построек лес.
В таком тревожном положении Залабинское пространство находилось до глубокой осени, когда, с окончательной разработкой дороги между Даховскою станицею и Каменным мостом на Белой, расширялся круг действий Даховского отряда и его энергического начальника.
Полковник Гейман не оставался в бездействии и во время своего замкнутого нахождения в Даховской котловине. Тогда как меньшая часть его отряда занималась устройством Даховской станицы и устройством дороги до Каменного моста по правую сторону Белой, где одновременно нужно было бурить и разрывать порохом каменные скалы и перестреливаться с неприятелем, постоянно беспокоившим своими выстрелами с противоположного берега, – он с большею частью прошел более 20-ти верст вверх по Белой и осмотрел все боковые ущелья. Живущее там небольшое, но хищническое Хамышейское общество было выселено из лесных трущоб к укреплению, устроенному на единственной в горах довольно обширной поляне, и проложена дорога через густой лес и скалы между этим укреплением и станицей Даховскою.
Только к сентябрю окончились работы по устройству и снабжению продовольствием Даховской станицы и восстановлению надежного сообщения, начиная от Каменного моста вверх по Белой, и только с этого времени меняется место действия Даховского отряда, сохранившего это свое название и на будущее время, до окончательного покорения Западного Кавказа.
Полковник Гейман, перевалившись с 8-ю батальонами, 4-мя эскадронами, 8-ю сотнями и 12-ти орудиями через возвышенный левый берег Белой, вступает в узкую, лесистую и густо населенную долину Куржипса, где и занимается в продолжение зимы прорубкой просек, проложением сообщения и устройством окопа для Куржипской станицы. Действия этого отряда в тревожный 1862 год завершаются восьмидневной экспедицией, предпринятой к верховьям Куржипса, собственно для прусского принца Альберта, в честь которого и закладывается станица Прусская.
Одновременно с переходом полковника Геймана с отрядом на Куржипс Пшехский отряд, уже состоящий под начальством генерала Преображенского, совершив движение вверх по Пшехе, переносит свои действия на Пшиш, где, устроив два поста и приступив к окопанию Бжедуховской станицы, вступает в связь с отрядом генерала Кухаренки.
Этот отряд, составленный в станице Корсунской преимущественно из бывших
