отношении? Было в наше время немало фильмов, где все присутствовало, что положено: героизм, товарищеская взаимовыручка, высокие слова о любви к Родине. Не было только главного — искусства. Позже на экраны страны вышел фильм, тоже на основе газетной сенсации. Где-то на Дальнем Востоке штормом сорвало с причала военную баржу. Случилось это ночью, баржу унесло в открытое море, и две недели, без связи и управления, она болталась одна-одинешенька в просторах океана. На барже оказалось четыре солдата, фамилии трех я помню: Зиганшин, Поплавский, Крючков, четвертого забыл. Память сохранила их фамилии еще и потому, что популярная песенка тех лет еще долго пелась в народе: «Зиганшин — буги! Поплавский — рок! Зиганшин съел один сапог!»
Воздушная разведка США обнаружила баржу, и военный корабль американцев поднял наших солдат на борт. Их обогрели, накормили. «Американские моряки спасли русских!» — кричали газетные заголовки.
Об этом случае узнал весь мир. И вскоре появился на советских экранах фильм — малоинтересная картина, которая кончалась апофеозом дружбы между советским и американским народом, — это были времена хрущевской «оттепели».
Мы же хотели превратить очерк Сахнина в полнокровный сценарий, а для этого нам нужен был не только опытный, но и талантливый сценарист. На наш дерзкий взгляд, такой жил в доме Андреева отца на «Аэропорте» — Александр Галич, известный драматург, автор пьес и сценариев (знаменитым бардом он стал позже). Встреча была короткой, и таким же осталось мое впечатление. Помню шикарно обставленную квартиру со сверкающим зеркальным паркетом, большой портрет жены Галича на стене писательского кабинета. Сам Александр Аркадьевич — красивый, ухоженный, с щегольскими усиками. Говорил мягким, бархатным голосом. Работать с нами отказался.
Пошли к Татьяне Сытиной, известной тогда сценаристке. Вернулись с тем же результатом. Говорим Ромму, что напишем сценарий сами. Михаил Ильич нас предупредил, что на кафедре сценарного мастерства будут возражать, и посоветовал поискать сценариста среди дипломников. А мы уже начали сами что-то придумывать, нашли драматургическую основу материала — страх смерти. Нам еще на первом курсе Ромм говорил, кого-то цитируя: «Страх и голод правят миром».
Первым делом мы пошли в кинотеатр «Ударник» посмотреть еще раз французскую картину Жоржа- Анри Клузо «Плата за страх», сделанную на сходном материале. Посмотрели. Молча идем после просмотра. Дошли до середины Каменного моста над Москвой-рекой. Долго стоим у парапета, молчим. Под мостом проплывает речной трамвай. Андрей глядит вниз на воду. Потом осмотрелся по сторонам и сплюнул вниз. Пристально наблюдал, как бомбочка-слюна летела, удаляясь, меняя движение от ветра… Упала.
— Ну, давай поговорим, — повернулся ко мне. — Как тебе понравилась картина?
— Картина классная, — говорю, — но ведь это «капиталистические джунгли»… Там все решают деньги.
— Да черт с ними, — перебивает, — с джунглями. Один Ив Монтан чего стоит!
— В нашей картине, — гну я свое, — деньгами и не пахнет. Наши люди не какие-нибудь, а советские, и выполняют свой долг бескорыстно, согласно уставу и присяге. Все правильно и хорошо…
— Ну и что? Что из этого?
— Да скучно, характеров нет, все одинаковые, все положительные.
— А вот тут ты ошибаешься! Из этого всего можно выжать много неожиданного, понимаешь?
До вечера мы гуляли по городу и болтали о том о сем, в том числе и о французском кино. Андрею очень нравилась картина «Их было пятеро» и тот эпизод, где один из героев выходил на сцену, засунув руки в карманы. И читал стихи, и кому-то в зале они не нравились, а он всё читал и читал… Ну нравилась ему поэзия, и любил он быть самим собой в любой обстановке…
На следующий день мы узнали, что сценарная кафедра дает нам сценариста. Им оказалась красивая молодая женщина Инна Махова. Работали мы вместе, а когда фильм был закончен, Андрей настоял, чтобы в титрах стояли и наши фамилии. Я уговаривал Андрея быть великодушным и снять фамилии, чтобы Махова могла защититься на кафедре самостоятельно, без соавторства, но Андрей был неумолим: «Ведь это и наша работа». К счастью, это не помешало Инне защитить диплом.
Киносражение на Курской дуге
Бюджет учебной студии ВГИКа скуден, и тем не менее студия нашла средства, чтобы отправить нас в Курск для изучения и сбора материала. Мы поселились в гостинице, оставили Инну в номере, а сами поехали в воинскую часть, где служили героические саперы. Едем по улицам Курска. Улицы взбираются на горки, скатываются вниз, дома деревянные, на окнах ставни. За заборами видны сараи, пасутся козы, лают собаки.
В штабе части собрались офицеры. Начинаем беседу Спрашиваем:
— Читали «Эхо войны?»
— Читали, — отвечают.
— Рассказывайте, как было дело, показывайте героев.
— Да ничего особенного не было, — говорят, — обычное дело. — А кто-то добавил — И за что орден дали?
«Почему они так говорят, из зависти, что ли?» — думаем про себя.
— Наша служба такая. И до того случая находили снаряды, только нё писали об этом. А теперь раздули газетчики…
— А где капитан Горелик?
— Уехал на повышение квалификации.
— А солдаты?
— Демобилизовались.
— Ну, что же, наврали в очерке, что ли?
— Да нет, было такое. Только народ теперь поменялся.
И весь разговор в таком роде. Не густо.
Приглашают в зал, там солдаты ждут встречи с «кинематографистами».
Выходим на сцену. Спрашиваем у солдат, что слышали, как дело было, какие детали событий помнят, что кого поразило. Молчание.
— Ну, расскажите, в конце концов, что-нибудь интересное!
Теперь в зале оживление, гул, почти веселье. Друг другу кивают, переговариваются, словно нас и нет. Андрей разозлился, подошел к краю сцены, выдержал длинную паузу. В наступившей тишине крепко припечатал солдатскую братию. Но разговора не получилось. Мы уехали расстроенные — зацепиться ни за что не удалось.
Зиновий Гердт — «шпион» в нашу пользу
Возвращаемся в гостиницу, видим — у парадных дверей стоит всем известный актер Зиновий Гердт с палкой в руке. А с ним — двое неизвестных, из которых один тоже с палкой. О чем-то говорят, то серьезно, то шутливо. Потом неизвестные ушли, а Гердт остался подышать свежим воздухом и выкурить сигарету.
Заманчиво познакомиться со знаменитостью, но стесняемся. Проходим мимо, но все-таки не выдерживаем: «Здравствуйте, Зиновий Ефимович!»
В ответ — немой вопрос в глазах и добрейшая улыбка. Мы ринулись представляться, такие, мол, и такие, с курса Михаила Ильича Ромма.
— Что вы тут делаете? — с радостным удивлением.
— Собираемся картину снимать!
— О чем же?
