остановил меня в коридоре: «Саня, постой!» Мы помолчали, как над могилой.
— Я много помню — об Андрее, о тебе, о нашем фильме.
— Скажи, Олег, та наша картина была не хуже ленфильмовской?
— Лучше, потому что крепче и проще. Без пирожного и крема…
Летом 1958 года мы занимались съемками и к осени в монтажной студии им. Горького начали монтировать картину. Параллельно шли важнейшие события моей жизни…
Я отвез Марину в роддом в состоянии паники, знакомой всем «первородящим» отцам. Я-то, конечно, казался себе образцом выдержки, но потерял в тот день две пары новеньких перчаток и наделал еще кучу необъяснимых нелепостей, чем сильно позабавил мою тещу. От страха или от радости купил бутылку водки и отправился к Андрею. Много в ту ночь было выпито и переговорено…
Рано утром я пробрался к телефону, набрал номер роддома и назвал фамилию жены. Женский голос с интонацией автомата ответил: «Мальчик, вес 3400, длина 54 см, состояние удовлетворительное». Трубку повесили. Я вернулся в комнату, бесшумно прикрыл дверь. Теща лежала с закрытыми глазами, я на цыпочках пошел мимо нее в свою комнату, но услышал тихий вопрос в спину: «Говори, Змей Горыныч! Я давно не сплю». Я пересказал ей все цифры и спросил, хороши ли они. «Не суетись, — сказала Мария Ивановна. — Покупай яблоки и поезжай к Марине». Стальной характер! Хотя, наверное, ночь не спала.
Когда я вернулся из роддома, Мария Ивановна сообщила: звонил Андрей, он уехал в монтажную и просит меня не торопиться, заниматься «свиванием гнезда».
Через несколько дней я вернулся в монтажную. Андрей монтировал сцену под названием «Спичка». Сцена была придумана им прямо во время съемок. Только что сгрузив снаряды, бронетранспортер тронулся в обратный путь. Капитан (О. Борисов) сидел справа от водителя (С. Любшин). Капитан, закуривая, чиркнул спичкой, и бронетранспортер неожиданно съехал с дороги и резко остановился, зависнув над кюветом. Дальше монтируется немая сцена.
— Что за черт! — капитан удивленно смотрит на водителя, ведь он всего лишь чиркнул спичкой, а у того мокрый лоб, остановившийся от смертельного ужаса взгляд. Капитан в недоумении. Зато зритель понимает, что у водителя нервный срыв после проделанной опасной работы.
Когда сегодня смотришь этот эпизод, отчетливо видишь правильный замысел, но сцена смонтирована из слишком коротких, зарезанных, как мы говорим, кадров. Позже мы бы так не сделали, не остановили бы актерское дыхание, пульс человеческого состояния. Но тогда мы следовали моде: монтировали коротко, не эмоционально, а логично. И тем не менее в сцене ощущался несомненный интерес Тарковского к поведению человека в неординарной, стрессовой ситуации. Этот интерес присутствовал и в других сценах. Вот бронетранспортер со смертельным грузом медленно ползет по дороге, а навстречу ему автобус, наполненный детьми. Как автобус мог прорваться через оцепление, объяснять некогда, главное — эпизод создает большое напряжение. Мы старались держать это напряжение всеми средствами, а кончали сцену рекламным плакатом на дороге: «Путешествие на автомобиле — лучший вид отдыха». Я предложил эту деталь, слегка опасаясь, не банальна ли она, но Андрей предложение одобрил, добавив, что «банальность» зависит от контекста.
Мы назвали наш фильм «Сегодня увольнения не будет» и закончили его в самом конце 1958 года. Картина получила известность — сначала, конечно, во вгиковском масштабе. Потом, начиная с мая 1959 года, фильм лет десять подряд показывался на телевизионном экране, обычно к Дню Победы. Затем фильм пропал. После смерти Андрея стали искать копию, и выяснилось, что на телевидении ее сожгли во время ликвидации залежей в архивах. Слава богу, негатив сохранился в «Госфильмофонде» в Белых Столбах. Несколько лет назад Музей кино показал наш фильм в ретроспективе лучших дипломных работ ВГИКа.
«Антарктида — далекая страна»
Как-то весной 1959 года Андрей объявил, что мы идем к Михалковым, у Андрона для нашего диплома есть сценарий. Андрей познакомился с Кончаловским, студентом Ромма набора 1958 года, когда тот заглянул в монтажную, где шла работа над фильмом «Сегодня увольнения не будет».
Михалковы — это целая страна, расположенная на Садово-Кудринской площади, у старого Дома кино. Мы приехали, поднялись на лифте, позвонили. Андрон открыл нам дверь. Богатая квартира Михалковых первый раз предстала глазам бедного студента. Много комнат. Ковры, рояль, картины… Мы двинулись к жилищу Андрона. В приоткрытую дверь маленькой спальни Никиты вижу на подушке аккуратно сложенную, выглаженную пижаму… Наконец мы у Андрона. Андрей непринужденно, закинув ногу на ногу, расположился на мягком диване и закурил, хотя курение в доме запрещено, для этого был балкон. В ожидании хозяина рассматриваем картину Петра Кончаловского «Андрон Михалков», на которой был изображен большеглазый мальчик с охотничьим рогом в руке. Картина эта знакома нам по выставкам художника, а здесь запросто висит над кроватью внука…
Раздался звонок. Андрон вышел и вернулся с Олегом Осетинским, автором сценария, яркой и резкой личностью. В свои двадцать три — двадцать четыре года он был абсолютно убежден в собственной гениальности, что обычно раздражает окружающих. Осетинский фанатично любил кино и хорошо чувствовал все новое и интересное. Сценарий «Антарктиды» был построен на интонациях фильмов Калатозова — Урусевского «Летят журавли» и «Неотправленное письмо» — романтизм и преодоление непреодолимого. Осетинский работал над этим сценарием вместе с Андроном.
Антарктида в то время активно осваивалась экспедициями многих стран мира, в том числе и советской. В этом смысле сценарий опирался на реальную действительность. Подражая Урусевскому, Осетинский создал сильное магнитное поле героизма, смешанного с натурализмом, и немыслимых, взвинченных страстей. А уж как снимать этот фильм, было вообще непредставимо — зима, пятидесятиградусные морозы, полярная ночь.
И несмотря на очевидную авантюрность замысла, оба Андрея (Андрона называли и Андреем) с увлечением отнеслись к этой душу леденящей истории. Придумывали детали, проигрывали сцены, отчаянно фантазировали. Мысленно мы были в полярной ночи — обмороженные, обессилевшие, на пределе человеческих возможностей. Разгоряченные своими фантазиями, проходили в прохладную кухню — на улице необычно ранняя для весны жара — и поедали клубнику с Центрального рынка, купленную, видимо, на всю семью.
Наконец сценарий усилиями Осетинского и двух Андреев был готов. Мне в этой компании «трех гениев» досталась лишь роль смиренного свидетеля, тихого поедателя михалковской клубники.
Сценарий был показан Ромму, поддержан и довольно быстро через Госкино СССР направлен на «Ленфильм» для постановки полнометражного фильма. Для дипломников такой поворот событий был невероятным. Мы были на седьмом небе от счастья. Но Григорию Михайловичу Козинцеву, знаменитому режиссеру и худруку одного из художественных объединений «Ленфильма», сценарий не понравился, и наш проект рухнул. Постановка «Антарктиды» не состоялась, но художественные находки, такие, как монтаж суровых антарктических будней с лирической мирной жизнью Москвы, пригодились потом и Андрею, и Андрону. Первый близкий пример — «Иваново детство», контраст между войной и снами Ивана. А сценарий «Антарктида — далекая страна», позже приобретенный «Мосфильмом», но так и не реализованный, через несколько лет был списан в архив.
С концом замысла «Антарктиды» наступили изменения в наших планах и взаимоотношениях. Я остался на «Ленфильме» в поисках сценария для диплома. Козинцев взял меня временно под крыло, нескольким писателям обещали заказ под мой диплом. Самым интересным было предложение И. Меттера написать сценарий короткометражного фильма по своей повести «Ко мне, Мухтар!». Но решение все оттягивалось, время шло, на студии менялось руководство, а было оно не лучше прежнего: также раболепно подчинялось обкому партии, самому безграмотному и тупому. «Мухтара» снимать так и не дали. Позже Семен Туманов снял по нему прекрасный фильм с Юрием Никулиным в главной роли — но на «Мосфильме», где воздух все же был легче.
Когда я вернулся в Москву, Андрей и Андрон уже написали сценарий «Катка и скрипки» и Андрей готовился к съемкам. Наш творческий союз распался. Теперь каждый выходил на диплом отдельно. С тех пор у нас с Андреем отношения стали дружески-родственные, с акцентом на «родственные».
