— Да, кстати, как дела с Экраном?
Блейк уже направлялся к выходу, но такого вызова со стороны Мак-Левуда он не принять не мог. Глава Корпорации резко обернулся.
— Как никогда лучше!
— Наверное, прекрасно чувствовать, когда любая страна в мире снабжает тебя энергией и считает себя к тому же обязанной.
— Конечно, мы ведь защищаем людей от смерти, от ужасного солнечного излучения. И мы будем продолжать это делать, — голос Блейка звенел уже неприкрытой угрозой.
Мак-Левуда бодрила обстановка приближающейся бури и — черт побери, давно он не бывал в таких переделках, они горячили кровь, — Конор с веселой иронией поддел Блейка:
— Да, действительно.
— Да, так долго, пока будет человеческая раса. Да и какая разница, раз уж вы построили Экран раз и навсегда, — больше Блейк задерживаться не собирался, решительно повернулся к двери. Но он отчетливо услышал слова Мак-Левуда:
— Ничто не вечно…
«Ладно, с тобой Корпорация разберется позже. Сейчас главное — Алан», — подумал Блейк, закрывая дверь.
Мак-Левуд, оставшись один в опустевшей квартире, достал блокнот и вырвал листок бумаги. Присев за рабочий стол хозяина, Горец стал записывать свои доводы о целесообразности установки Экрана. Стараясь, чтобы аргументы выглядели убедительнее, он глушил собственные сомнения в правильности решения об установке щита. Нужно, чтобы Алан поверил: то, что они делали, было необходимо.
Еще раз перечитав записку, Мак-Левуд свернул листок в трубочку и подумал, куда бы спрятать послание, чтобы Алан сразу же нашел его. Взгляд Конора остановился на банке с молотым кофе. Конечно, Алан посчитает это за святотатство, но лучшего места не найти.
Погасив газовую горелку, Мак-Левуд вышел из квартиры. Он не стал вызывать лифт, а сразу же направился к лестнице черного хода.
Среди городов штата Арканзас Блайтвил еще до создания экрана славился своим метро. Разветвленная подземка позволяла без проблем добраться практически в любой район, даже самый отдаленный. Власти были вынуждены выделять на функционирование подземной сети значительные энергетические ресурсы. И хотя на нужды метро уходило почти 75 процентов их запасов, это было выгодно. В других городах транспортная проблема стояла значительно острее.
Поезда ходили по строгому, тщательно продуманному расписанию. Мелкие фирмы под него подстраивали свое рабочеё время, а крупные согласовывали этот вопрос с управлением подземки.
Станции, построенные в старые добрые времена, выглядели изысканно: стены зашиты в мрамор, удачно подобранные светильники обрамляли высокие оригинальной формы опорные колонны, кое-где функциональным каркасом служили изящные полукруглые своды. В последнеё время строили значительно меньше, но, как ни странно, со вкусом.
Вагоны по преимуществу были старыми. В результате хорошо продуманной рекламной кампании бережное отношение к ним стало нормой. Если на стенах или стеклах и встречались нецензурные слова, «послания» друзьям или врагам, то нацарапаны они были, скореё всего, много лет назад.
Для современного города метро было самым подходящим транспортом. Прежде в тесных автобусах, эленорах, карах и прочих наземных средствах передвижения человек был вынужден временно становиться членом случайного, собранного общим салоном и элементарными пассажирскими проблемами коллектива. В метро он чувствовал себя совершенно ни от кого независимым. Нет необходимости что-либо спрашивать, узнавать. На то — масса указателей и информационных таблиц. Мелькавшие за окнами бетонные кольца не давали повода для разговора, а возраставший с годами шум при движении оправдывал гробовое молчание. В вагонах почти никогда не читали, чаще слушали через наушники дискофоны или сосредоточенно смотрели «жучки», каждый свой канал. «Жучками» называли крохотные телевизоры, которые надевались на один глаз и дужкой крепились за ухом. Второй глаз оставался свободным для наблюдения. В подходящей обстановке его можно было закрыть особой пластинкой.
Люди давно не испытывали чувства неудобства, когда встречались взглядами. Они привычно «не видели» друг друга. Пассажир с головой уходил в только ему доступный мирок и не пытался проникнуть в чужие. Такое поведение было обычным. Если хорошие знакомые лоб в лоб сталкивались в подземке, не считалось дурным тоном не поздороваться. Потом в разговорах про это просто не вспоминали.
— Сколько лет, сколько зим?! — избитое дедовское выражение искренне звучало в устах приятелей, хотя только вчера они виделись в подземке.
События 27 октября изменили общие представления о метро как о самом безопасном виде транспорта. Журналисты еще долго спорили бы о случившемся, если бы происшествие куда более значительной важности не превратило эту сенсацию в ничто.
Между станциями «Центр» и «Улица Неймана» в ведущий вагон электрички, проломав верхнюю оболочку салона, упал человек. всё произошло так стремительно, что большинство пассажиров просто не разобрались, в чем дело. Клубы бетонной пыли быстро исчезли в образовавшейся в крыше прорехе. Человек достаточно долго пролежал на полу, некоторые уже успели успокоиться и снова уйти в свои собственные проблемы — случившееся их не касалось.
Упавший зашевелился и сел, попробовал двигать руками и ногами, повертел головой. Со стороны казалось, что человек проверяет работоспособность частей своего тела. Постепенно попытки становились всё более уверенными и энергичными. Катано — а это был именно он — привыкал к земному притяжению. На Зайсте сила тяжести в 2,73 раза меньше. Впрочем, для организма, питаемого великолепной суперэнергией, внезапное утяжеление такого порядка не составляло большой проблемы. Катано без особого труда встал на ноги. Характерные ощущения, знакомые генералу по прогулке на Землю 350 лет назад, убедили пришельца в том, что он попал туда, куда хотел.
— Я здесь! Ла! — удовлетворенно прокричал генерал с такой силой, что вагон замер в тревожном удивлении. Равномерное движение и отсутствие естественного освещения слегка озадачили Катано.
— Черт побери, куда я попал? — вопрос относился скореё к самому себе.
Он спокойно осмотрелся и, обработав в своих изощренных мозгах информацию, безошибочно определил, что двигается на машине, работающей на энергии, которую земляне называют электричеством, движется по тоннелю совсем не далеко от поверхности.
Ему нравилось на Земле: вокруг людишки — слабые, смертные и недостаточно развитые. Чувства преимущества и вседозволенности, возможность похозяйничать на чужой планете приятно возбуждали пришельца. Он развернулся и для разминки обрушил серию тяжелых ударов на оказавшегося рядом мужчину. Тот и не пытался сопротивляться. Ужас застыл в его глазах.
— Ну конечно, это Арканзас! Не правда ли? — снова ни к кому не обращаясь, порадовался точности своего попадания Катано. Затем он сделал несколько пробных шагов и без особой цели схватил за ворот сидящего со своим «жучком» парня. Молодой человек растерянно заморгал. Генерал притянул его к себе, еще не зная, что бы ему вытворить.
— Прекрасная ткань! — обрадовался Катано своей изобретательности.
Через несколько секунд тело пассажира безжизненно валялось между сиденьями, а грабитель в черном плаще с чужого плеча с довольной улыбкой двигался по вагону и раздавал увесистые удары направо и налево. Никто даже не пытался сопротивляться, каждый дрожал за собственную шкуру и надеялся, что его не тронут. Именно выражение покорного ужаса на лицах землян больше всего нравилось генералу. Только у одного маленького человека глаза почему-то были больше удивленные, чем испуганные. Генерал притянул его к себе. «Собеседник» оказался неожиданно легким.
— Ты малыш, что ли?
Генерал вспомнил, что люди размножаются особым оригинальным способом и, прежде чем стать взрослой особью, значительную часть своей жизни растут, постепенно увеличиваются в размерах. На Зайсте теперь было известно только старение. «Кажется, при общении с детьми положено улыбаться», —
