провинции. И это — несмотря на крайнюю слабость литературных сил».
Небольшое письмецо, а как убедительно, наглядно показывает оно политический рост Свердлова. 26 -летнему революционеру, имеющему уже солидный стаж подпольной работы, по плечу ответственные дела всероссийского масштаба, требующие не только организаторского таланта, но и хорошей марксистской подготовки. И партия поручает Свердлову все новые и более сложные задания, как революционеру, перешагнувшему местные рамки.
На очереди дня стояло создание легальной большевистской газеты. Такой газетой — предвестницей ленинской «Правды» — стала «Звезда», начавшая выходить 16 декабря 1910 года. Деятельное участие в организации «Звезды» принял Свердлов. Издавала газету социал-демократическая фракция Государственной думы. В состав фракции наряду с большевиками входили и меньшевики, прилагавшие все старания завладеть «Звездой». Свердлов вместе с М. С. Ольминским и Н. Г. Полетаевым — депутатом III Государственной думы, официальным издателем газеты, отчаянно сражается с меньшевиками, отстаивая большевистское направление «Звезды». В первой половине ноября 1910 года Яков Михайлович направил письмо членам ЦК за границу о состоянии дел в «Звезде».
7 ноября 1910 года умер Лев Толстой. Скорбным эхом отозвалась его смерть по всей России. Прокатились антиправительственные студенческие демонстрации. Состоялась подобная демонстрация и в Петербурге. К участию в ней было намечено привлечь и рабочих. Петербургский комитет решил выпустить прокламацию с тем, чтобы выразить свое отношение к смерти великого писателя и к предполагавшейся демонстрации. Прокламацию написал Свердлов. Размноженная на мимеографе в Выборгском районе, она распространялась по всему городу.
Свердлов охарактеризовал Толстого как обличителя церкви, как великого искателя правды и проповедника мира, поднявшего свой голос против смертной казни. Яков Михайлович подчеркивал, что «пролетариат глубоко чтит память этого человека». Вместе с тем, отражая мнение Петербургского комитета, возражавшего против участия рабочих в демонстрации ввиду опасения нового обескровливания рядов организации, прокламация обосновывала это решение комитета.
В прокламации были сформулированы общие задачи пролетариата в новых исторических условиях. Эта часть ее содержит изложение установок Большевистского Центра за границей. В прокламации подчеркивалась выдающаяся роль российского пролетариата в годы реакции: «Наученный горьким опытом, веря лишь самому себе, он самостоятельно организовывался, освещая и прокладывая тот путь, который выведет его на свободу».
Характеризуя Толстого как противника смертной казни, прокламация отмечает, что «смертная казнь — великое зло, но держится оно на другом, еще более великом зле, которое теперь не устранить демонстрациями: оплот смертной казни — господствующий у нас политический строй, и протестовать против смертной казни — значит бороться с самодержавием».
В прокламации указывалось на необходимость всеми дулами «сплачивать с. — д рабочую нелегальную партию, как такую политическую организацию, которая лишь одна по ясности и определенности своих политических целей в критический момент сможет быть достойной руководительницей пролетариата и крестьянской бедноты».
Заканчивается прокламация полными гордости за свою партию, наполненными глубоким смыслом словами:
«Знайте, товарищи, лишь железом и сталью творятся Великие завоевания, а наша сталь — в нашей организованности».
Потеряв Свердлова в Нарыме, царская охранка обнаружила его в Петербурге. В секретной записке петербургского отделения в департамент полиции от 14 ноября 1910 года указывалось, что в последних числах сентября в Петербург приехал агент ЦК РСДРП с паспортом М. Г. Пермякова — «Андрей», ему поручено восстановить Местную партийную организацию, поставить технику и уаадить трения в редакции большевистского периодического журнала, которая до сих пор не может приступить к изданию журнала.
Работа эта потребовала от Свердлова не только напряжения всех его сил, но и чрезвычайной настороженности. Ему помогала Новгородцева.
«Из осторожности, — писала она в воспоминаниях, — Свердлов не ходил ни на одну из полученных им явок, не проверив ее надежности. Эта проверка была поручена мне. Днем я работала на книжном складе, а по вечерам Яков Михайлович давал мне адрес того или иного товарища, знакомил меня с паролем, и я отправлялась на явку. Ходить приходилось на Выборгскую сторону, к Нарвской заставе, на рабочие окраины Питера.
Найдя нужный адрес и назвав пароль, я подробно расспрашивала товарища, давно ли он в партии, где работал и с кем был связан раньше, обстоятельно беседовала с ним по текущим политическим вопросам и, только убедившись в его надежности, назначала ему встречу с Яковом Михайловичем. О месте встречи мы уславливались тут же. Если квартира товарища была вне подозрений и здесь можно было провести свидание, Яков Михайлович приходил сюда. Если же здесь встретиться было неудобно, я назначала явку у кого-нибудь из подпольщиков, с которыми Яков Михайлович связался раньше. Само собой разумеется, что ни имени, ни фамилии Свердлова я никому не называла, предупреждая лишь, что предстоит встретиться с одним из работников партии, товарищем „Андреем“. (В Питере Яков Михайлович вновь работал под этим именем.) Не говорила я также, что этот работник — агент ЦК. Таким образом, Свердлов шел на явку, уже имея представление о человеке, с которым предстояло встретиться.
Связавшись с рабочим-большевиком того или иного завода, Яков Михайлович через него знакомился с его товарищами и так расширял свои связи на предприятиях Питера».
Но не могло спасти Свердлова и такое искусство конспирации в наводненном провокаторами Петербурге — в начале ноября он был взят под наблюдение полиции. Любопытно, что охранка считала, что Свердлов прибыл в Петербург из-за границы. Так она утешала себя за нарымское упущение!
9 ноября 1910 года Свердлов выступал на заседании общества «Источник света и знания» с речью о законопроекте, вносимом социал-демократами в III Государственную думу, — об отмене смертной казни, а 14-го был арестован на улице, около своей квартиры. Жандармы кинулись в квартиру, схватили письмо Якова Михайловича в ЦК, которое в это время зашифровывала его жена. Однако шифр она успела уничтожить, а адреса на письме не было.
На этот раз Яков Михайлович оказался в одиночке Петербургского дома предварительного заключения. За эти полгода в личной жизни Свердлова произошло взволновавшее его событие: 4 апреля 1911 года у него родился сын. Одно за другим шлет Яков Михайлович письма жене. Перед нами — нежный и любящий муж, преданный семьянин, верный товарищ. Рождение ребенка вызывает у Свердлова размышления о воспитании, о роли в этом семьи.
«Порой до боли хочется быть около тебя, быть около в самый критический момент, чтобы самим присутствием хоть несколько ослабить муки, если это возможно; чтобы мелкими заботами, знаками, выражениями, силой своего чувства хоть несколько примирить с неизбежными муками. Но что могу я, родная?..» — писал Яков Михайлович жене. «Невыразимо больно свое бессилие, — продолжал он в одном из следующих писем, — невозможность быть полезным самому близкому, дорогому существу».
«Дорогая моя Кадя! Письмо твое из лечебницы от б. IV получил вчера, — писал Яков Михайлович, узнав о рождении сына. — Поздравляю тебя, себя я уже поздравил, страшно хочется расцеловать тебя и маленького зверька, но тебя прежде всего. Рад безмерно. Итак, одно из твоих самых сильных желаний — 1) иметь сына и 2) здорового — исполнилось…»
Пребывание Свердлова в предварительном заключении затянулось. Как ни пытались охранники состряпать обвинение пострашнее, ничего у них не йолучалось. Оставалось только одно — административная высылка. Якову Михайловичу предстояло снова ехать в Нарым, на этот раз на четыре года. Но Якова Михайловича это не страшило. «Куда бы ни послали, — пишет он Г. И. Окуловой 9 мая 1911 года, — будет река. Не Обь, так Енисей или Лена, все многоводны, а мне большего и не требуется, как истому волгарю».
5—17 января 1912 года в Праге состоялась VI Всероссийская конференция РСДРП. Подъем революционного движения в России с особой остротой поставил вопрос о новых задачах в руководстве массами, об укреплении рядов партии. Более 20 местных партийных организаций прислали своих делегатов на Пражскую конференцию. За пять лет, прошедших после V Лондонского съезда РСДРП, она явилась
