НАРОДНОСТЬ, НАРОД, НАЦИЯ...

Расширение внешних рынков тоже обуславливалось становлением гражданских обществ, обществ двойной этики и морали. Оно достигалось, с одной стороны, постоянной военно-политической экспансией, непрерывной колонизацией, при которой хозяйственная жизнь в колониях подстраивалась государственной властью индустриальной державы под задачи обслуживания промышленного производства и её финансовой столицы-метрополии. С другой стороны, оно решалось использованием военно-политического, финансового и экономического влияния на другие, менее развитые государства, чтобы те открывали свои внутренние рынки для сбыта промышленных товаров. В колонии и сферы влияния не допускался или в них ограничивался сбыт промышленных товаров иных капиталистических индустриальных держав, что вызывало соперничество между такими державами в стремлениях захватить ещё независимые от них страны и территории. За счёт бурного наращивания материальной и военной мощи промышленные капиталистические державы за несколько десятилетий превратили отсталые страны и континенты в колониально-потребительские и сырьевые придатки своих экономических, финансовых, юридических и культурно-политических систем организации общественно-производительных сил.

В отличие от капиталистических держав в феодально-бюрократических империях, таких, как Россия или Германия, индустриальное производство создавалось в иных условиях. Городские рыночные производственные отношения, рыночная культура капиталистического способа хозяйствования были в них отсталыми относительно капиталистических держав, а накопленные капиталы значительно уступали в возможностях осуществлять капиталовложения в развитие и совершенствование индустриального производства. Необходимость бороться за независимость государственной власти, за собственные цели и интересы заставляла господствующие в них военно-бюрократические круги, учреждения феодального управления переходить к индустриализации производства сверху. Для чего ими строго ограничивался доступ иностранных товаров на внутренний рынок, и индустриальное производство развивалось за счёт государственного управления, правительственными заказами, посредством планирования и регламентирования хозяйственных и социальных производственных отношений, созданием различных льготных условий для предпринимателей при эксплуатации наёмного труда и внутренних источников сырья. Соответствующая индустриализация являлась экстенсивной и основанной на малоквалифицированном, низкооплачиваемом труде. Чтобы увеличивать внутреннее индустриальное производство, феодально-бюрократическим державам приходилось, во-первых, привлекать внешний, в том числе заёмный капитал, однако при этом у желающих осуществлять капиталовложения свобода выбора отраслей для капиталовложений ограничивалась жёстким военно-управленческим надзором. А во-вторых, ими расширялся собственный, регламентируемый рынок, что делалось военными захватами сопредельных с ними слабых или ещё более отсталых стран и заморских земель, включением этих стран и туземного населения присоединённых земель в свои имперские феодально-бюрократические государственные отношения. Такое развитие совершалось через идеалистическое обоснование имперской монархии и отрицания, как двойной этики и морали, так и национального гражданского общества государствообразующих этносов.

К началу 20 века несколько капиталистических держав и европейских феодально-бюрократических империй впервые поделили весь мир на так или иначе подвластные части, в которых они осуществляли наиболее выгодное для развития внутреннего индустриального производства колониальное управление. После этого мировые кризисы перепроизводства стали приобретать предельную остроту, что стало причиной стремления каждой индустриальной державы осуществить силовой передел сфер колониального влияния. Под воздействием таких стремлений создавались военно-политические союзы одних индустриальных держав против других, в данных державах усиливалась милитаризация всех сторон жизни, в неё вовлекались все участники индустриальных производств: в том числе зависящие от рынка труда рабочие и служащие, мелкая буржуазия.

Но преодолевались кризисы перепроизводства не переделами сфер влияния, а переходом к созданию новых видов товаров, выпускаемых на новом технологическом оборудовании, и совершенствованием потребительских свойств старых товаров. Новые виды товаров вызывали резкое повышение спроса на них, а это привлекало в обновление производства самих товаров и средств производства значительные капиталы, способствуя обновлению производительных сил промышленных государств. Обновление же производительных сил диалектическим образом зависело от обновления культуры производства, от совершенствования производственных отношений всех участников таких отношений. Иначе говоря, кризисы перепроизводства давали толчки существенному, эволюционному или революционному, совершенствованию производственных отношений в промышленных державах, которое в свою очередь обуславливалось существенным совершенствованием в них идеологических и управленческих отношений, общественных отношений государствообразующих этносов. Именно способность к совершенствованию социально-производственных и общественных отношений стала мерилом способности выходить из кризисов перепроизводства и получать наибольшие преимущества от становления мирового рынка товарно-денежного обмена.

При индустриализации государств наблюдались очень важные социальные сдвиги в устройствах обществ, которые или поощрялись или сдерживались государственной властью и традициями прошлых государственных и общественных отношений. Индустриализация сопровождалась не только быстрым расширением численности городского населения, но и постоянным увеличением прослойки молодёжи, которая рождалась в городе. Представители этой прослойки молодёжи были уже горожанами во втором и даже в третьем поколении, и они теряли связь с крестьянской и феодальной духовной традицией мировидения. Под воздействием городской среды существования и рассудочно они приспосабливались к урбанизации, получали практические знания и образование для повышения своего имущественного положения, – в частности, те, кто втягивались в производственные отношения, как наёмные рабочие, становились высококвалифицированной и соответственно высокооплачиваемой рабочей аристократией. Одновременно происходило закрепление производственно-капиталистической культуры ведения дел в среде подворного крестьянства, которое на основе семейной собственности вытесняло из земледелия прежнее, общинное крестьянство с иррациональным феодальным мировосприятием. Новые поколения возрастали в абсолютной и относительной численности в становящихся индустриально-промышленными государствах и переживали революционное переосмысление своей роли в буржуазно-капиталистических производственных отношениях. Они начинали осознавать себя средним имущественных слоем уже не народного общества и выяснять собственные экономические и политические цели и интересы, своё положение во взаимоотношениях с другими слоями населения.

Порождённый индустриализацией ряда буржуазно-капиталистических и феодально-бюрократических держав и вывозом ими капитала в колонии средний имущественный слой горожан стал проникаться в этих державах сознанием собственной потенциально огромной политической силы. Осознание этого происходило, как вследствие появления средств массовой информации, которые позволяли ему вырабатывать общее для него мнение по разным вопросам, так и по причине научно-рациональной интеллектуализации своего хозяйственного мировосприятия. Средний имущественный слой горожан через своих интеллектуалов принялся искать и вырабатывать собственное философское и идеологическое обеспечение единства действий, необходимые для участия в политической борьбе за влияние на государственную власть. Он видел, что его политическое значение усиливалось с возрастанием городского общественного и социально-корпоративного сознания, рациональной общественно-буржуазной культуры, с расширением демократического самоуправления, когда общественное демократическое сознание вытесняло влияние традиции монотеистического идеологического насилия, прежних сословно-кастовых традиций народного бытия. В его среде всё более осознанно происходило научно рассудочное и художественно эмпирическое раскрепощение подсознательной памяти о традиции конкретно этнической родоплеменной общественной власти, подавленной было монотеистическим мифологическим сознанием и многовековым феодальным государственным управлением. Поэтому его представления об общественных отношениях устойчиво отрывались от тех, которые сложились в евангелическом народном сознании посредством библейской земледельческой мифологии.

Зарождающееся в среде средних слоёв горожан собственное, не народное общественное сознание существенно отличалось от народного общественного сознания, ибо оно налаживало непосредственную диалектическую взаимосвязь с бытиём, с текущей действительностью, стремясь отражать её. Оно не ставило задачу стать зеркальным отражением родоплеменного бессознательного мировосприятия, когда