– У тебя воспалительный процесс? Нагноение? – спрашивала Клара, внимательно читая состав таблеток.
– Нет. – Иоанна поставила перед Мацеком детский стаканчик-непроливайчик. – Дантистка боится осложнений, боится, что бактерии после открытия каналов могут попасть под коронки, – повторяла она монологи Эльжбеты. – Премилая дамочка. Мы иногда приглашаем ее к себе на уик-энд.
– Я не стоматолог, но… Мне кажется, это слишком сильное средство… одна доза… Я у кого-нибудь проконсультируюсь.
– Эльжбета работает в экспресс-режиме, и только по знакомству. Потрясающе скрупулезный специалист. «Единицы» у меня уже новые, смотри, они белее. – Иоанна раскрыла рот, показывая зубы. – Когда сделает весь комплект – брошу курить.
Достав пачку сигарет, Иоанна прошла мимо Мацюся, который играл со шнурком, и встала в дверях. Светлая стена ограды контрастировала с небом, затянутым тучами. По другую сторону дома проезжали машины, тормозили у светофора и с воем разгонялись снова. Иоанна дымила в сторону двора.
– Я оставила Яцека. Мы расстались…
О Яцеке Клара говорила спокойно, почти монотонно, вкладывая все эмоциональные усилия в то, чтобы заставить себя рассказать о Юлеке, о встречах с ним… О том, как она подъезжала к его дому – посмотреть, горит ли в окнах свет. О своих подозрениях – неужто приехала его жена?… И снова о Яцеке: он дал ей время подумать, а сам временно переселился в офис «Польских подворий».
Иоанна всматривалась в бетонную стену, пестрящую подтеками, бросала контрольные взгляды на сынишку, игравшего за креслом, мимоходом наблюдая за подругой.
Бормотание Мацюся начинало переходить в плач. Иоанна взяла его на руки, выдохнув дым на Клару.
– Фу, гадость какая, – поморщилась она.
– Возвращайся к Яцеку.
– Я не люблю его.
– Любишь, просто не понимаешь этого. Клара, сколько тебе лет?
– Я должна прояснить ситуацию с Юлеком.
– Гад он. Взрослые ведь люди…
– Возможно, мне что-то неизвестно…
– Все тебе известно, у него есть жена. Клара, а я тебе что говорила? Расслабься, парень женат… – Иоанна осмотрелась вокруг, будто искала поддержки своим аргументам. Мацюсь вертелся и царапался у нее на руках. – Жена – она как ногти: сколько ни обрезай, все равно вырастут и поцарапают. Если он бросил тебя, чтобы наказать, – он дурак; если же он так поступил из страха, что ты случайно встретишься с
– А-а-а, ты что, с ума сошла?!
– Ты беременна.
– Грудь распухла перед месячными.
– Хочешь пари?
– Да не беременна я… – Клара подумала о чувстве усталости, тошноте, раздражении на языке и ускоренном пульсе – все складывается в одно. – Этого мне еще не хватало… Но это невозможно!
– Почему?
– Невозможно, потому что… невозможно.
– Ты лее не предохранялась.
– От чего? Юлек здоров.
– От чего? От Духа Святого. Клара, ты о чудесах ничего не слышала?!
Иоанна вновь принялась искать свою сумку, которую бросила где-то между коробок, чтобы Мацек до нее не добрался. Тест был куплен про запас, вместе с антибиотиком и витаминами. На каникулах они с Мареком планировали зачать еще одного ребенка. Старшие уедут, Марек после кадровых изменений в администрации «КаТел» получит отпуск. Сейчас он был загружен по максимуму: домой приходил только для того, чтобы поспать между совещаниями и сменить рубашку.
Родив троих детей, Иоанна больше не нуждалась в тестах, чтобы определить, беременна она или нет. Тест всего лишь подтверждал ее уверенность, идущую от интуиции и верного толкования симптомов: обостренное обоняние, увеличенные соски, блестящие глаза, бледная кожа и легко, при малейшем волнении набегающий румянец. Пот беременных женщин пахнул Иоанне молоком. Из-под легких духов Клары ощущался жирный, «материнский» запах.
– Не стану я писать себе на пальцы. Не беременна я, – защищалась Клара.
– Вино тебе кажется невкусным, облегченные сигареты – воняют… Проверься.
В тесном туалете Клара, стоя враскорячку над унитазом, касалась носом вешалки с вышитым полотенцем. Все здесь – занавесочки с бантиками, декоративные ларчики с душистыми маслами – провозглашало чистейшее женское начало. Для Клары, любившей простоту и функциональность, все эти безделушки и украшения были подобны ватным фильтрам, перекрывающим воздух хорошему вкусу. Такой уют угнетал ее. Скатерки, кружевная постелька, инфантильная цветовая гамма, колыбелька, ребеночек…
В окошко теста падали теплые капли.
Появилась голубая – контрольная – черта. За ней – вторая, свидетельствующая о наличии гормонов беременности.
Клара в ужасе смотрела на эти две параллельные черты – знак безоговорочного ее равенства с многочисленным отрядом матерей. Вот он, результат запутанного уравнения всей ее прежней жизни.
«Гарантия 99 %», как подчеркивалось в инструкции.
– Если бы ты не был иллюзией, ты вещал бы истину. – Марек отколол одну из двух кнопок, на которых держалась фотография Иоанна Павла. – Но «духи и демоны – суть проекция нашего сознания», – процитировал он буддийскую брошюрку, которую пролистал, сидя перед кабинетом дантистки. В ней рекламировались индийские SPA-технологии – очищение травами, эфирное масло на лоб.
– Сын мой, здесь нет моей вины. Это ты у нас «земля-земля». Поднимись над буквальной конкретикой. – Покосившаяся было фотография Папы выпрямилась сама, похерив этим весь критический настрой Марека. – Добавь немного легкости, ме-та-фи-зи-ки… – Папа подчеркнул то, что было для него важно.
– «Да» должно означать «да», «нет» – «нет». Ты мне говорил, что Папой станет негр.
– Я сказал – «в каком-то смысле». А тебе вовсе не обязательно было оповещать об этом приятелей, хвастаться знакомством. К чему был этот снисходительный тон: «я, разумеется, тоже католик, однако»?… Что «однако», Марек? Ты что, был ближе ко мне, чем другие? У нас с тобой была одна на двоих респираторная маска? – захохотал понтифик.
– Вот ты странный, – с недоверием произнес Марек.
– Да, странный, я ведь
– Кажется, он бронебойно-консервативен.
– Ратцингер? Он человек порядочный, да и с логикой у него все отлично. Он, конечно, не хиппи; но, знаешь ли, на основах католической теологии можно ввести правила и похуже, чем целибат и запрет на священство женщин. Я уж не говорю о гомосексуализме и контрацепции…
– А что, понтифик – «за»?!
– Какой понтифик, Марек?! Вот ты помнишь тысячи и тысячи свечей, которые горели на улицах после моей смерти? Аллеи света Иоанна Павла Второго…
– Я и сам зажигал. Люди любят тебя.
