придется отказаться от этой мысли. Едва ли удастся довести работу Чрезвычайной комиссии до конца. У вас очень дребезжат стекла?
— Очень. И все-таки Войцеховский выдохся. Он не сумеет прорваться в город. Его войска — всего лишь сброд измочаленных и озлобленных людей. Дневник Россохатского убеждает нас в этом лишний раз.
— И однако надо быть готовыми ко всему. Я сейчас иду на боевые линии, еще раз проверю оборону. Вы можете поспать остаток ночи, товарищ Бак…
ГЛАВА 3-я
ПОСЛЕДНЯЯ ВЕРСТА
Обстановка накалилась до крайности. Ревком делал все необходимое, чтобы встретить врагов с четырех направлений: каппелевцев — с запада, семеновцев — с востока, интервентов — со стороны железнодорожной станции и местную контрреволюцию — изнутри города.
Наибольшую опасность представляли, разумеется, каппелевцы, части которых, после смерти командующего, возглавил Войцеховский. Белые подошли к Иркутску вплотную. За их арьергардами двигалась 5-я армия красных. Двадцать пятого января она взяла Тайшет, четвертого февраля — Зиму. Войцеховский торопился. Он надеялся захватить Иркутск, разграбить его и, вызволив Колчака из тюрьмы, совершить марш-бросок к Байкалу.
По предварительным сведениям, у генерала было тридцать пять тысяч штыков и сабель. Однако партизаны провели тщательную разведку и сообщили в Иркутск: белые имеют втрое меньше боеспособных солдат. Но и это была опасная сила. Город защищали всего четыре тысячи человек.
Глубокой ночью с шестого на седьмое февраля председатель Иркутского Военно-Революционного комитета Ширямов вызвал к себе члена ВРК, председателя губернской Чрезвычайной комиссии Самуила Чудновского и коменданта города Ивана Бурсака.
Ширямов придвинул к себе план города, несколько минут разглядывал условные знаки на схеме.
— Войцеховский в Иннокентьевской. Генерал требует, чтобы мы пропустили его в Забайкалье, выдали Колчака и уплатили двести миллионов контрибуции. Да еще — продовольствие и фураж. Ему послан достойный ответ.
Председатель закурил, устало потер лоб.
— Нет секрета — в городе масса офицеров, юнкера, буржуазия, кадеты, меньшевики. У многих из них — пулеметы, гранаты, винтовки, спрятанные после боев в Иркутске. Черносотенцы расклеивают по ночам листовки, в которых кровавый правитель изображен мучеником, ждущим спасения.
Мы обезопасили свой тыл, насколько смогли, от восстания этого сброда. Интернированы юнкера, арестованы те, кто может выстрелить нам в спину. Я подписал приказ, в котором предупредил буржуазию и белогвардейщину: в случае бунта пощады не будет никому. Короче говоря, мы готовы к отчаянному бою, к войне до последнего человека и последнего патрона. И все-таки абсолютной уверенности, что все в тылу будет спокойно, у нас нет. По-прежнему знаменем контрреволюции, ее апостолом является адмирал.
Ширямов обвел взглядом лица товарищей, темные от бессонницы, заключил:
— Мы — взрослые люди и понимаем, что это значит. Бой может принять всякий оборот. В любом случае Колчак не должен попасть к генералу ни живым, ни мертвым.
Ширямов достал из стола лист бумаги, передал его Чудновскому.
— Прочти.
На листке было напечатано:
Обысками в городе обнаружены во многих местах склады оружия, бомб, пулеметных лент и пр.; установлено таинственное передвижение по городу этих предметов боевого снаряжения; по городу разбрасываются портреты Колчака и т. д.
С другой стороны, генерал Войцеховский, отвечая на предложение сдать оружие, в одном из пунктов своего «ответа» упоминает о выдаче ему Колчака и его штаба.
Все это заставляет признать, что в городе существует тайная организация, ставящая своей целью освобождение одного из тягчайших преступников против трудящихся — Колчака и его сподвижников. Восстание это, безусловно обреченное на полный неуспех, тем не менее может повлечь за собой еще ряд невинных жертв и вызвать стихийный взрыв мести со стороны возмущенных масс, не желающих допустить повторения такой попытки.
Обязанный предупредить эти бесцельные жертвы и не допустить город до ужасов гражданской войны, а равно основываясь на данных следственного материала и постановлений Совета Народных Комиссаров Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, объявивших Колчака и его правительство вне закона, — Иркутский Военно-Революционный комитет постановил:
1) Бывшего верховного правителя
адмирала Колчака и
2) бывшего председателя Совета министров
Пепеляева
— расстрелять.
Лучше казнь двух преступников, давно достойных смерти, чем сотни невинных жертв.
Прочитав постановление, Чудновский некоторое время молчал, механически разглядывая последние строки. Председатель Следственной комиссии, он больше и точнее, чем его товарищи, знал, кто такой Колчак, и принимал решающее участие в подготовке документа ВРК. Вырванный из тюрьмы своими, адмирал может принести еще массу зла и несчастий людям. Он полностью заслужил свою смерть, верховный правитель палачей и озверевших от ненависти буржуа.
И все-таки постановление комитета смущало Чудновского.
Чехи, уходившие по железной дороге на восток, помнили, что на их пути стоит красный Иркутск, и вынуждены были иногда давать ему проводную связь с дивизиями и штабом Генриха Эйхе, сменившего в Омске Михаила Тухачевского. Еще двадцать второго января Ширямов сообщил штабу 30-й дивизии, шедшей на Иркутск, что власть в руках партии, Колчак и Пепеляев — в камерах, золотой запас — под надежной охраной.
Начальник 30-й дивизии Лапин, которому были подчинены также все партизанские отряды в зоне Иркутска, памятуя, что Колчак объявлен вне закона, приказал его расстрелять.
Однако в ход событий вмешался Реввоенсовет армии, и начдив вынужден был послать срочную телеграмму Ширямову. Она гласила:
«Революционный совет 5-й армии приказал адмирала Колчака содержать под арестом с принятием исключительных мер стражи и сохранения его жизни и передачи его командованию регулярных советских красных войск, применив расстрел лишь в случае невозможности удержать Колчака в своих руках для передачи Советской власти Российской Республики».
Позже стало известно — это указание Владимира Ильича. Ленин прислал председателю Сибревкома и члену РВС-5 Смирнову шифровку с указанием доставить Колчака при первом же удобном случае в Москву.
В конце января Бурсак еще раз связался с Реввоенсоветом армии.
