Кобылка, державшая тонкую нервную голову на спине жеребца, тоже выпрямилась и подала голос.
«Уже сдружились, — с нежностью подумал Андрей. — И лошадка добрая, в пару моему коню».
Россохатскому стало вдруг нестерпимо грустно, и он не сразу разобрался, отчего тоска. Потом, кажется, догадался: Зефир — теперь все, что связывает его, Андрея, с прошлой, может, навсегда ушедшей жизнью. Именно сейчас Россохатский почти физически ощутил всю огромность расстояния, на которое забросила его судьба от родных краев, от обжитой России. Шутка сказать, даже до Урала от этой глухомани три тысячи верст!
Морщась, точно от уколов, Андрей выбрал репьи из конских грив и пошел назад.
Сразу же за поляной наткнулся на Катю. Женщина стояла на чуть приметной тропе и вглядывалась в него так, будто была близорука или глуховата.
Андрей заметил эту напряженность позы и неловко пошутил:
— Или не узнали меня, Катя?
— Отчего же? — отозвалась она, зябко ежась в своей грубой куртке. — Тя трудно не признать, ваше благородие.
Помедлила самую малость, добавила:
— Приметен для бабы. И душа, кажется, теплая у тя.
Россохатский поднял глаза на Кириллову и сказал, чувствуя, как сохнет во рту:
— А ты, вижу, неробкого десятка, Катя. Гляди, озлится на тебя Хабара.
— Ему до того дела нет. Никто он мне.
Грустно поглядела на Андрея, сказала с несомненной искренностью:
— Боюсь я, сотник, обижать стануть. Ссориться из-за меня. Нет, не бахвалюсь — баба, как баба. Так ведь одна я тут.
Заключила, не меняя тона:
— Оттого сама выбираю. Чё скажешь?
Андрей не был наивен. На ухабистом военном пути попадались ему всякие женщины, и часто ловил он на себе жаркие взгляды девчонок и вдов. Но чтобы вот так, без утайки и вслух говорили о том — случилось впервые.
— Ну? — спросила Екатерина, покусывая травинку и даже будто бы с любопытством ожидая, как поведет себя Россохатский.
— Ведь не знаю тебя, Катя… — промямлил Андрей. — Спасибо тебе…
И смутился вконец, поняв, что говорит постные и глупые слова.
— Не больно ты разговорист… Да и застенчив, как кошка в чужой избе, — усмехнулась женщина, и на ее лбу появились красные пятна раздражения. — И я тя не знаю. Однако сказала, чё хотела.
— Не сердись, — потерянно пробормотал Андрей. — Право, не знаю…
— Экой ты! — вздохнула женщина. — Вроде курицы: крылья есть, а летать не умеешь.
Она окинула Россохатского взглядом, в котором странно уместились досада и внезапное уважение, пожала плечами и пошла к лагерю.
На следующее утро, только стало светать, Хабара поднял артель. Все торопливо поели печеных лепешек с чаем, и Гришка сказал, искоса следя за Катей:
— Чаша неведомо где и сыщем ли — леший знаеть. Без капитала не уцелеть. Покопаемся пока тут — авось малое золотишко подвернется. Выйдут глухари[38] — пропадем. Верно говорю.
Добавил, не желая врать:
— Много тут не намыть, да все одно лучше, чем ничё.
Не услышав возражений, распорядился:
— Мефодий, Дин и я шлихи станем брать. Сотник подле нас потрется пока, а там — на лесованье пойдеть. Ты, Катя, кошеварь, черемухи на муку нарви, чагу[39] поищи для чая. А время останется — нам пособишь. Так оно ладно будеть.
Собрав нехитрый инструмент, старатели, вытянувшись цепочкой, пошли к Билютыю.
Двигались в затылок, гуськом. Россохатский вышагивал позади — и вдруг заметил, что разглядывает спины таежников и улыбается. Он даже не понял сразу — почему? А поняв, беззвучно рассмеялся. Дин, Гришка и Дикой смахивали сейчас на охотничьих собак, взявших понизу еще сильный след дичи. Они вытягивали шеи, вздрагивали, и Андрею казалось: даже потявкивают от нетерпения и жадности.
Сойдя к сырому каменистому берегу, Мефодий вдруг закружил на одном месте, и это только усилило схожесть бродяги с промысловым псом на охоте.
И Хабара, и Дин тоже затоптались, завертелись у бережка, и глаза их щупали песок не хуже пальцев, которые сгибались и выпрямлялись сами по себе.
— Тут? — спросил Хабара. — А? Как глядишь, Дин? Как, Мефодий?
Китаец отошел в сторонку, и губы его зашевелились. Затем прихватив лоток и кайлу, никому не сказав ни слова, Дин поспешил к устью Билютыя.
Гришка и Мефодий посмотрели друг на друга, согласно качнули головами и разбежались в разные стороны.
Андрей увязался за артельщиком. Хабара набил лоток донным песком и опустил его в воду. Тотчас вытянул из-за пояса железный гребок, схожий с малой садовой тяпкой, и стал размешивать содержимое посудины. Растерев комки глины, попавшие вместе с песком, принялся встряхивать и мыть пробу. Он делал это до тех пор, пока из лотка не перестала, будто дымок, змеиться взвесь. Наконец на дне осталась одна черная крупка.
Таежник долго и пристально разглядывал шлих.
Золотинок не было.
Хабара оглянулся на Андрея, буркнул:
— Поганые грибы — первые вырастають. Поищи и ты. Авось пофартить.
Россохатский, внимательно наблюдавший за действиями Хабары, тоже вошел в воду. Ему показалось, что промывка — совсем несложное, нехитрое и, может, даже приятное дело. Если, разумеется, трудиться не зря.
Андрей сильно разминал пальцами пробу, встряхивал и перемешивал ее, стараясь очистить от ила и глины.
— Ты не тянись за черным шлихом, — посоветовал Гришка, не поднимая головы. — Гож и серый. А то, гляди, золотинки выплеснешь, — навыка нет.
Работали молча, с мрачной решимостью, без перекуров, не отдыхая. Но лишь солнце встало над головой, артельщик выбрался из реки и, приложив ладони ко рту, хрипло прокричал:
— Ша-абаш!
Когда все сошлись и сели кружком, Хабара, больше для порядка, спросил:
— Ну? Пусто?
— Пусто… — откликнулся Мефодий.
Андрей кивнул, давая понять, что и в его миске не оказалось ни одной блестки.
Китаец посмотрел на всех узкими, казалось, равнодушными глазами, достал из-за пазухи плоскую бутылку и поднял ее над головой. Андрей, вглядевшись, заметил на дне две желтых пылиночки, два крошечных огонька, мгновенно отразившихся в глазах Мефодия и Гришки.
— Чё ж ты молчал, варнак! — не то весело, не то с озлоблением прокричал Хабара. — Нашел золотишко и молчишь, ходя!
— Чиво кличи? — спокойно отозвался Дин. — Тебе кличи — золото убегай.
После отдыха работали уже оживленней, будто эти две желтые искорки согрели кровь, заставили быстрее и громче биться сердца.
Хабара, покопавшись не старом месте, направился к Дину.
— Где нашел? — спросил он у китайца. — Тут? Тащи всех сюда.
Люди вскоре сошлись в кучку и стали, не торопясь, раскапывать мелкую гальку берега.
Уже через час добрались до плотного слоя глины, и Хабаре весело прищелкнул языком.
— Ложный плоти?к, Андрей. Вишь, глина крепкая, вроде камня. Золоту сквозь нее не утечь. Колупай, паря!
