Если бы Эрнест нисколько не беспокоился о том, что тот или иной может
подумать или сделать вид, что думает, то его присутствие здесь не доставило бы
мне никакой заботы. Но по моим представлениям, он не таков и не будет
совершенно хладнокровен, и, по-моему, хорошо, что он несколько запаздывает.
Очень важно, чтобы ты знал, не будет ли затруднений из-за г.
Лермонтова... Поговори с Бенкендорфом, можешь ли ты быть уверенным, что он
выедет с Кавказа только во внутреннюю Россию, не заезжая в Петербург… Я
более чем когда либо уверена, что они не могут встретиться без того, чтобы не
драться на дуэли.
Госпожа
ПРЕДЧУВСТВИЕ РАССТАВАНИЯ
(Февраль 1841г. — 14 июля 1841г.)
Петербург. Последнее свидание
В начале февраля, на масленой, Михаил Юрьевич в последний раз
приехал в Петербург. Бабушка, усиленно хлопотавшая о прощении внука, не
успела в своём предприятии и добилась только того, что поэту разрешили отпуск
для свидания с нею. Круг друзей и теперь встретил его весьма радушно. В нём
заметили перемену. Период брожения пришёл к концу.
На этот раз мы разговаривали довольно долго и танцевали контрданс на
балу у Базилевских (мадам Базилевская, рожденная Гёссер).
Он приехал с Кавказа и носил пехотную армейскую форму. Выражение
лица его не изменилось — тот же мрачный взгляд, та же язвительная улыбка.
Когда он, небольшого роста и коренастый, танцевал, он напоминал армейского
офицера, как изображают его в «Горе от ума» в сцене бала.
...С лица Лермонтова не сходила сардоническая улыбка, а речь его шла на
ту же тему, что и у Чацкого, когда тот, разочарованный Москвою, бранил её
беспощадно. Передать всех мелочей я не в состоянии, что тут повально
перебирались кузины, тётеньки, дяденьки говорившего и масса других личностей
большого света, мне неизвестных и знакомых хозяйке. Она заливалась смехом и
вызывала Лермонтова своими расспросами на новые сарказмы. От кофе он
отказался, закурил пахитоску и всё время возился со своим неуклюжим
кавказским барашковым кивером, коническим, увенчанным круглым помпоном.
Он соскакивал у него с колен и, видимо, его стеснял. Да и вообще тогдашняя
некрасивая кавказская форма ещё более его уродовала.
Ему хотелось более чем когда-либо выйти в отставку и совершенно
предаться литературной деятельности. Он мечтал об основании журнала и часто
говорил о нём с Краевским, не одобряя направления «Отечественных записок».
«Мы должны жить своею самостоятельною жизнью и внести своё самобытное в
общечеловеческое. Зачем нам всё тянуться за Европою и за французским. Я
многому научился у азиатов, и мне бы хотелось проникнуть в таинства азиатского
миросозерцания, зачатки которого и для самих азиатов, и для нас ещё мало
