рассказывали, презрительно взглянул на Мартынова.
Всю дорогу из Шотландки до места дуэли Лермонтов был в хорошем
расположении духа. Никаких предсмертных распоряжений от него Глебов не
слыхал. Он ехал как будто на званый пир какой-нибудь. Всё, что он высказал за
время переезда, это — сожаление, что он не мог получить увольнения от службы в
Петербурге и что ему в военной службе едва ли удастся осуществить задуманный
труд. «Я выработал уже план, — говорил он Глебову, — двух романов: одного из
времен смертельного боя двух великих наций, с завязкою в Петербурге,
действиями в сердце России и под Парижем и развязкой в Вене, и другого — из
кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове, его диктатурой и кровавым
усмирением Кавказа, персидской войной и катастрофой, среди которой погиб
Грибоедов в Тегеране, и вот придется сидеть у моря и ждать погоды, когда можно
будет приняться за кладку их фундамента. Недели через две уже нужно будет
отправиться в отряд, к осени пойдем в экспедицию, а из экспедиции когда
вернёмся!»
Выехав из колонки, Лермонтов, Столыпин и прочие свернули с дороги в
лес, недалеко от кладбища, и остановились на первой полянке, показавшейся им
удобной: выбирать было трудно под проливным дождём. Первым стрелял
Мартынов, а Лермонтов будто бы прежде сказал секунданту, что стрелять не
будет, и был убит наповал, как рассказывал нам Глебов.
Мы стрелялись по левой стороне горы, по дороге, ведущей в какую-то
колонку, вблизи частого кустарника. Был отмерен барьер в 15 шагов, от него в
каждую сторону еще по десяти. Мы стали на крайних точках. По условию дуэли,
каждый из нас имел право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или
подходя к барьеру. Я первый пришёл на барьер, ждал несколько времени выстрела
Лермонтова, потом спустил курок.
По обоюдному согласию был назначен барьер в пятнадцать шагов.
Для всех дуэлей на пистолетах одно и то же правило: дистанция между
противниками никогда не должна быть менее 15 шагов.
На дуэли Лермонтов стоял в рейтузах и красной канаусовой рубашке.
Приехав на место, назначенное для дуэли (в двух верстах от города на
подошве Машука, близ кладбища), Лермонтов сказал, что он удовлетворяет
желанию Мартынова, но стрелять в него ни в коем случае не будет. Секунданты
смерили для барьера пять шагов, потом от барьера по пяти шагов в сторону,
развели их по крайний след, вручили им пистолеты и дали сигнал сходиться.
Лермонтов весьма спокойно подошёл первый к барьеру, скрестив вниз руки,
опустил пистолет и взглядом вызвал Мартынова на выстрел. Мартынов, в душе
подлец и трус, зная, что Лермонтов всегда держит своё слово, и радуясь, что тот
