венки и клали близ тела покойника. Зрелище это было восхитительно и
трогательно.
В продолжение двух дней теснились усердные поклонники в комнате, где
стоял гроб.
Мартынов просил позволения проститься с покойным, но ему, вероятно,
ввиду раздражения против него, этого не позволили.
Я была на похоронах; с музыкой его хоронить не позволили, а священника
насилу уговорили его отпеть.
Несколько влиятельных личностей, которые не любили Лермонтова за его
не щадивший никого юмор, старались повлиять и на коменданта, и на отца
протоиерея в смысле отказа, как в отдании последних почестей, так и в
христианском погребении праху я д о в и т о г о п о к о й н и к а, как один из них
выразился об умершем. Они говорили, что убитый на дуэли — тот же самоубийца
и что на похороны самоубийцы по обряду христианскому едва ли взглянет
начальство снисходительно.
Друзья, желая придать более торжественности похоронам, хлопотали о
воинских почестях. Но это разрешено не было.
На другой день, когда собрались все к панихиде, долго ждали
священника, который с большим трудом согласился хоронить Лермонтова,
уступив убедительным и неотступным просьбам кн. Васильчикова и других, но с
условием, чтобы не было музыки и никакого параду. Наконец приехал отец Павел,
но, увидев на дворе оркестр, тотчас повернул назад; музыку мгновенно отправили,
но зато много усилий употреблено было, чтобы вернуть отца Павла. Наконец всё
уладилось, отслужили панихиду и проводили на кладбище; гроб несли товарищи;
народу было много, и все шли за гробом в каком-то благоговейном молчании. Это
меня поражало: ведь не все же его знали и не все его любили.
Убитого на дуэли, по правилам нашим, священник не хотел отпевать, но
деньги сделали своё дело, и на другой день после дуэли в сопровождении целого
Пятигорска, священника и музыки мы отнесли Михаила Юрьевича на руках в его
последнее жилище.
По закону священник отказывался было сопровождать останки поэта, но
деньги сделали своё, и похороны были совершены со всеми обрядами
христианина и воина. Печально опустили мы гроб в могилу, бросили со слезами
на глазах горсть земли, и всё было кончено.
Не имея в виду законоположения, противящегося погребению поручика
Лермонтова, мы полагали бы возможным предать его тело земле, так точно, как в
подобном случае камер-юнкер Пушкин отпет был в церкви Конюшен
