биографии // Земля родная. Пенза, 1950. С. 94
Ранней весной 1842 года (Куликовский) посетил могилу (бывшую в
Пятигорске) Лермонтова, на ней лежал узкий, простой, продолговатый камень, с
надписью: поручик Тенгинского пехотного полка Михаил Юрьевич Лермонтов,
родился и умер тогда-то. Камень этот по вырытии праха поэта, лежал рядом с
могилой, которая оставалась незакопанною. Вдруг разнесся слух, что кто-то хотел
похитить этот камень, и благодетельное начальство приказало зарыть его в
могилу. «Через несколько дней по увозе тела Лермонтова из Пятигорска, в одну из
родительских суббот, я сам видел — говорит упомянутый выше офицер, — камень
был сброшен в могилу и стоял в ней торчком, где его после и зарыли. Теперь нет
никакого следа могилы, немногие старожилы узнают это место по углублению в
земле, но я уже указать его вам не могу».
Епископ Неофит, в мире Н.В. Наводчиков, секретарь у известного А.С.
Стурдзы, рассказывал мне, с его слов, что, когда тело Лермонтова перевезено
было в Тарханы, какой-то местный семинарист на могиле его начертал
собственные стихи, неуклюжие как по форме, так и по содержанию. Не повезло
Лермонтову и в другом случае: в так называемом Лермонтовском гроте в
Пятигорске находятся тоже чьи-то ужасные стихи, посвященные его памяти.
1900. № 12. С. 624
Бедный Лермонтов. Он умер, оставив по себе тяжёлое впечатление. На
нём лежит его великий долг, его роман «Герой нашего времени». Его надлежало
выкупить, и Лермонтов, ступивши вперёд, оторвавшись от эгоистической
рефлексии, оправдал бы его и успокоил многих.
В этом отношении участь Пушкина была завидна. В полном обладании
всех своих сил, всеми признанный, беспорочен и чист от всякого упрека умчался
Пушкин, и, кроме слез и воспоминаний, на долю его переживших друзей ничего
не осталось. Пушкин не нуждается в оправдании. Но Лермонтова признавали не
все, поняли немногие, почти никто не любил его.
Невыносимо это, всю душу разрывает, так погибнуть поневоле лучшей
надежде России; горе во мне, какое бы ни было, как-то худо облегчается
временем, напротив, это все увеличивающаяся боль, которую я всё сильнее, всё
мучительнее чувствую, покуда она не обхватит всю меня и я как-будто потеряюсь
в ней.
Мы состоим под арестом, и производится следствие. Меня перевели по
моей просьбе в Кисловодск, потому что нарзан мне необходим. Я живу здесь в
слободке скромно вдвоём со Столыпиным. Меня выпускают на воды и в ванны с
часовым. В Кисловодске холодно, как и прошлого года. Кроме того, пусто, как в
степи. Мы со Столыпиным часто задумываемся, глядя на те места, где прошлого
лета... Но что старые воспоминания. Из нас уже двоих нет на белом свете. Жерве
умер от раны после двухмесячной мучительной болезни. А Лермонтов, по крайней
мере, без страданий. Жаль его. Отчего люди, которые бы могли жить с пользой, а
может быть и со славой, Пушкин, Лермонтов, умирают рано, между тем как на