Нагруженная богатыми трофеями, группа возвращалась на базу. Со стороны железной дороги доносилась частая стрельба — это запоздалая охрана в бессильной злобе расстреливала… чистое поле.
За эту операцию Иван Васюк был награждён орденом Отечественной войны I степени.
Таким был один из многих боёв юного партизана-пулемётчика Ивана Васюка. Но далеко не всегда операции заканчивались успешно и без потерь. Ведь партизаны имели дело с врагом вооружённым, умным, коварным. И сегодня, спустя тридцать с лишним лет, отчётливо помнит Васюк тот июльский день 1943 года в злынковских лесах, когда партизаны пошли на прорыв. Много дней и ночей отбивались они в окружении. Кончались патроны, не оставалось лошадей, и раненых пришлось нести на носилках. Всё рассчитали гитлеровцы: перекрыли все выходы из леса, заминировали тропы, окружили колючей проволокой собственные позиции, каждый метр земли держали под прицелом. Но одного не учли — любви к своей Родине у бывших школьников, колхозников, рабочих, учителей, ставших партизанами.
На плечах врага ворвались народные мстители во вражеское расположение. Был среди них и Иван Васюк со своим верным другом пулемётом-«дегтярем». Он вбежал на свежую насыпь и, стоя, поливал свинцом разбегавшихся в панике фашистов. Не думал Иван Васюк об опасности, подстерегавшей его. Он мстил врагу за отца, за сожжённый дом, за своих товарищей, которые навсегда остались лежать на лесных, нагретых солнцем полянах…
…Раз в году, в День Победы, достаёт Иван Васюк свои ордена и медали. Кровью омыты партизанские награды. А светятся они мужеством, бесстрашием и любовью к Родине.
Красное знамя
С Ниной Созиной я впервые встретился в Белоруссии, под деревней Оревичи. Партизаны Ковпака только что разгромили фашистскую карательную экспедицию. Настроение у всех было приподнятое. Комиссар соединения Семён Васильевич Руднев сказал: «Товарищ Давидзон, вы непременно сфотографируйте Нину Созину. Смелая девушка!»
Вид у Нины был совсем не геройский, а самый что ни есть обыкновенный. Даже автомат, казалось, случайно попал к ней в руки.
Но минуло не так уж много времени, и я убедился — Нина действительно отважная партизанка.
Отец ушёл на фронт в последних числах июня 1941 года. В Путивле, где находился призывной пункт, было жарко, солнце раскалило, как сковороду, голую, без единого деревца площадь. Мать не плакала, но на неё страшно было смотреть. Нина как могла успокаивала её. Да разве успокоишь, когда за матерью, как цыплята за наседкой, выстроилось четверо — родные братья и сёстры Нины. Старшим среди них был двенадцатилетний Женька. Себя Нина считала взрослой: в комсомол поступила, правда, прибавив себе год. Отца Нина больше не видела. Когда немцы оккупировали Путивль и её родное село Линово, докатился слух, что отец лежит в госпитале, в плену, Хуторе-Михайловском. Мать мигом собралась туда, но вернулась едва жива — фашисты всех раненых сожгли… Лесник Георгий Иванович Замула, старинный друг отца, крепко обнял дрожавшую от потрясения Нину и сказал:
— Отомстим и за него, доченька…
Замула давал Нине Созиной и её подруге — дочери сельского учителя из Юрьева Люсе Стоборовой — задания: разведать, где у немцев укреплённые точки, сколько в сёлах полицаев. Иногда девушки расклеивали листовки со сводками Совинформбюро — у лесника сохранился приёмник и он на слух записывал последние известия с фронта.
Фашисты зверствовали, устанавливая «новый порядок». Расстреливали коммунистов и комсомольцев, жгли дома сельских активистов. Чувствуя свою безнаказанность, обнаглели полицаи — уголовники, изменники Родины, разный сброд.
Комсомольцы решили действовать. Кроме Нины Созиной в подпольную комсомольскую группу вошли Люся Стоборова, Соня Чаусова, Сергей Жулев, Гриша Юнык и двое молодых солдат из окруженцев. Собирались у кого-нибудь на квартире, обсуждали положение и намечали, где и как навредить оккупантам. Очередное заседание проходило в сарае у Юныка. Один из солдат наблюдал за улицей, а остальные расселись кто где.
Первой взяла слово Нина.
— Товарищи комсомольцы! Мы, конечно, кое-что делаем — листовки расклеиваем, портим фашистские автомобили, два для назад подожгли склад с продовольствием. Этого недостаточно, мы должны сделать что-то такое, чтобы и фашисты поняли: советская власть живёт и действует! Скоро 7 ноября, двадцать четвёртая годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Предлагаю вывесить красные знамёна на школе и на здании правления колхоза. — Она сделала паузу, окинула взглядом товарищей и выпалила: — А также предлагаю, ввиду особых обстоятельств, поднять советский флаг над зданием управы!
От удивления все словно онемели. До такой дерзости никто не додумался. Дом, где обосновались полицаи, люди старались обходить стороной, окольными улицами. А тут вывесить красный революционный флаг над фашистским логовом!
— Это вы, Нина, загнули, — нарушил молчание солдат.
— Ничего не загнула, — вспыхнула от обиды Нина. — Сама предложила, сама и буду выполнять.
— Дело не в том, кто будет выполнять, — примирительно сказал Сергей Жулев. — Мы — не диверсанты-индивидуалисты, а комсомольская группа. Будет выполнять тот, кому поручат. Правильно, товарищи?
— Верно. Чего там! Мы здесь не безрассудным геройством бахвалиться собрались, — вмешался молчавший до сих пор Юнык.
— Никто и не собирается хвастать, — обиделась Нина. Но спохватилась: ведь так и впрямь могут запретить. Она поспешила сказать: — Ребята, я всё-всё продумала, обязательно получится у нас!
И она быстро стала объяснять свой план.
У Нины дома хранилось большое бархатное полотнище — колхозное знамя с нарисованными золотой краской серпом и молотом. Отец принёс его перед уходом на фронт.
Нина аккуратно сложила полотнище и спрятала под ватной курткой. Мама возилась с малышами, и только Женька, брат Нины, видел, как она готовилась.
— Я пойду с тобой, — сказал он и принялся натягивать сапоги.
— Сиди дома! Я скоро вернусь.
— Нинка, не возьмёшь — всё равно подгляжу за тобой.
Нина знала характер брата — упрямства ему не занимать. Знала она и другое — на Женьку можно положиться, паренёк он смышленный и не из трусливых.
— Ладно, только выйди из дому незаметно от мамы. И, чур, слушаться меня. Понял?
— Чего проще, — рассмеялся Женька. — Ты и дома командуешь! Ноябрьская темень поглотила их, едва захлопнулась дверь. Моросил дождь, в голых деревьях завывал ветер. Было так тихо, как будто всё живое вымерло на сотни километров вокруг. Нина поёжилась от неприятного ощущения одиночества. Задержалась на крыльце, прислушалась. Невольно вспомнила мирное время: повсюду горят фонари, громко разговаривают люди, из клуба доносятся звуки баяна. Теперь даже собака не тявкнет — фашисты их постреляли в первый же день «нового порядка».
— Иди за мной, — прошептала Нина. — Сначала к Соне Чаусовой.
Под ногами чавкала размякшая земля. Вдоль забора идти совсем плохо — ямы да бугорки, которых днём не замечаешь, попадаются на каждом шагу. Того и гляди ноги поломаешь.
