предполагаемом авторе Слова о полку Игореве, но и являются связующим звеном в источниковедческих наблюдениях Б. А. Рыбакова, ликвидируя хронологические разрывы в летописных текстах.
Работа создателя Петра Бориславича с миниатюрами представляет особый интерес. Целый ряд тонких наблюдений, в частности касающихся символической стороны изображений, несомненно, является серьезным вкладом в методику изучения изобразительных исторических источников. Тем более важно обратить внимание на ряд спорных мест в истолковании миниатюр автором «Петра Бориславича».
Прежде всего, встает вопрос, насколько корректно отказываться от вполне обоснованного представления о том, что миниатюра следует за иллюстрируемым текстом, а не предшествует ему. Между тем, интерпретация ряда миниатюр Б. А. Рыбаковым основывается на связи миниатюры именно со следующим за ней текстом.
Примером такого рода может служить миниатюра (Радзивиловская летопись, л. 196, оборот, низ), на которой, по мнению автора, изображен Петр Бориславич, возглавляющий посольство великого князя к Ярославу Осмомыслу (с. 162, 165). Она отнесена к миниатюрам, которые при перенесении из Киевской летописи утратили сопровождающий их текст (с. 183, 184). Между тем, содержание миниатюры вполне соответствует тексту, который непосредственно ей предшествует и рассказывает о совещании Ярослава Осмомысла со своими боярами[712]. Подобных примеров довольно много (с. 178, 179, 194,195 и др.). Иногда это приводит к не совсем точному раскрытию символических фигур, к которым прибегает миниатюрист для характеристики происходящих событий. В частности, оказывается, что при победах Володимеричей над Ольговичами трубачи на полях миниатюр далеко не всегда
трубят горделиво, подбоченясь, подняв трубу вверх (с. 191).
Например, трубач на л. 167 поступает так как раз при победе Ольговичей[713]. Для того, чтобы связать это символическое изображение (как и всю миниатюру) с последующим текстом (с. 194195), в котором действительно речь идет о победе Владимировичей, необходимо специально доказать наличие отступления миниатюриста от общепринятого порядка связи изображения с текстом.
Неясно также, почему в случае, когда Ольговичи вынуждены были отойти от Клева из-за прихода туда Ярополка со братьею своею[714], скорбный трубач дудит в землю (с. 192). Б. А. Рыбаков интерпретирует это изображение, основываясь только на первой части сообщения о приходе Ольговичей к Киеву. Сомнения вызывает и символическое осуждение, по мнению автора, Ярополка, заключившего мир с Ольговичами, в то время как в другом аналогичном случае
прорисованный на полях трубач трубит победу (с. 192).
Не всегда верно и утверждение, что автор миниатюр отступает от стандарта в изображении городов, с которыми он связан. В одном из примеров изображение небывалого города со сложной крепостной архитектурой (Радзивиловская летопись, л. 172, оборот, верх), судя по сопровождающему тексту, соответствует не Переяславлю (с. 194, 202), а Новгороду[715]. В другом (Радзивиловская летопись, л. 168, низ) изображение города, дополненное нетрадиционными башней и колонной, соответствует не Клеву (с. 242, подпись к илл.), а Чернигову[716]. Аналогичное изображение на обороте л. 161 Радзивиловской летописи соответствует Логожску (с. 180, 181).
В связи с миниатюрами и их атрибуцией возникает и ряд других вопросов. Так, неясно: следует ли все изображения с соответствующими символическими дополнениями, либо отклонениями от стереотипа приписывать одному автору? Является ли изменение символического языка (замена звериных фигур человеческими и т. п.) признаком смены миниатюриста или заказчика? Следует ли из этого, что все нормальные миниатюры принадлежат руке другого автора (или авторов)? К сожалению, по вполне понятным причинам эти и подобные им проблемы не стали в данной работе объектом специального изучения, хотя она вплотную подводит к необходимости их постановки и серьезной разработки.
Анализ источниковой базы, на которой строится «Петр Бориславич», показывает ее гипотетичность. Вообще, роль догадки в этой работе очень велика. Само по себе это, вероятно, неизбежно при любом достаточно сложном построении. Вспомним, хотя бы, так называемый метод больших скобок (М. Д. Приселков), к которому приходилось прибегать А. А. Шахматову. Вопрос лишь в том, где пределы его использования. Накопление и систематическое расширение скобок снижает вероятность дальнейших построений в геометрической прогрессии. Метод больших скобок имеет тенденцию при неумеренном его использовании превращаться в метод больших ошибок[717]. Если же скобки лежат в основе исследования, простое сомнение в них может привести к разрушению всей концепции в целом.
Поэтому такой путь признание ряда проблем условно решенными допустим лишь в исключительных случаях и, как правило, на завершающей стадии исследования. Но, как представляется, он не может становиться нормой исследования, а тем более его основой.
Обилие в «Петре Бориславиче» гипотез поражает. И это можно рассматривать в качестве определенного достоинства данной работы, поскольку открывает огромное количество новых направлений изучения одного из выдающихся памятников Древней Руси.
В этом, однако, кроется и один из самых существенных ее недостатков. Дело в том, что в ней имеется значительное число скрытых предположений и догадок, без которых доказательство основной гипотезы невозможно. Они присутствуют в построениях автора в неявной форме, но зачастую определяют направление поисков и методику работы с источниками. При этом у читателя, особенно непосвященного, может создаться впечатление, что «Петр Бориславич» завершенное исследование, результат достаточно строгой системы доказательств. Между тем перед нами, по существу, лишь детальное изложение рабочей гипотезы. Это не столько результат научной разработки проблемы, сколько ее отправная точка.
Приложение 3
ЧИТАЯ Л. Н. ГУМИЛЕВА
Общественные кризисы всегда связаны с разочарованием в прежних системах ценностей. То, что еще совсем недавно было исполнено значениям, имело, казалось бы, непреходящий смысл, вдруг становится пустым и никчемным. При этом, естественно, изменяется не столько окружающая реальность, сколько сами люди, системы их восприятия и представлений. Они сами отнимают смысл у того мира, который существовал прежде и (по большей части) еще долго продолжает существовать в их собственном сознании. Однако если раньше он представлялся нормой, единственной объективной реальностью, то теперь чаще всего вызывает раздражение, стремление уйти от него. Именно поэтому в годы кризисов люди так нуждаются в теориях, которые помогли бы по-новому структурировать реальность, наполнить ее новыми значениями и смыслами.
Наиболее болезненно подобные идейно-теоретические катаклизмы сказываются на историке- преподавателе. На педагогическом поприще его коллеги- естественники в гораздо меньшей степени зависят от идеологической конъюнктуры, а академические коллеги-гуманитарии (в частности, историки и философы) могут на неопределенный период взять тайм-аут, чтобы спокойно разобраться в существе дела, примерить на конкретный материал новые теоретические подходы. Учитель же истории должен, несмотря на все сложности, недоумения и недоразумения, ежедневно входить в класс и продолжать объяснять юным гражданам страны то, что пока не понятно академикам.
При всех недостатках, теория общественных формаций была (по крайней мере, для школы) чрезвычайно удобна и действенна. По определению замечательного философа М. К. Мамардашвили, она чистый кретинизм, до предела упрощенная концепция позволяла
