Следующий шаг и следующее уничтожение – семья. Для Лимонова эта тема особенно ненавистна – это самый сильный и серьезный бастион на пути построения нового мира. «Семья, сучий потрох, гнойный аппендицит, группа тел, сжавшихся воедино во взаимном объятии страха.
<…> Семья: липкая, теплая навозная жижа, где хорошо отлежаться дня два, от побоев физических, в драке, и от моральных увечий. Но семья как чахотка ослабляет человека, изнуряет своей картошкой с котлетами, своей бессильной беспомощностью», – это лишь немногие описания, которыми награждает Лимонов семью.
Он не скрывает своих целей, он открыто говорит о них: «Политическая партия, такая, как НБП, забирает парня из семьи, дает ему примеры для подражания, и по сути дела соперничает с семьей за душу парня Семья часто проигрывает нам, но и мы не всегда выигрываем К нашему глубокому сожалению Ибо по сути своей – семья это тупик»[117]
Ненависть, которую он пытается привить своим адептам по отношению к родителям, родственникам, просто к понятию «семья», – ужасает, и становится понятно, что «партия» выигрывает все-таки недостаточно часто, по мнению Лимонова.
«Нескольким нашим ребятам не повезло с женами. То есть сами они считают, что повезло, но на деле они попали в железные руки крепких кобыл. Получив от таких женщин счастливый и удовлетворенный секс, они все меньше и меньше бывали в партии, – негодует вождь и резюмирует. – Женщина не может быть основным занятием мужчины в жизни, – это следует знать Женщины должны сменять друг друга. От любви к ним не следует отказываться, но только партия – основное занятие мужчины, все остальное – побочно <….> Сколько мужиков не участвовало в войнах последних десяти лет и устраняется от активной деятельности в политических партиях во имя гребаной семьи!»[118] Вот так – и никакого мягкотелого хипповского пацифизма и «всеобщей любви».
Семья мешается под ногами, она конкурирует с вождем, она отрывает от него множество молодых и красивых девочек и мальчиков, которые всегда должны быть доступны для «подпитки» по заветам даосов и могут быть брошены в революционную кашу для обновления вождя. Только одна проблема возникает у Лимонова в этой связи – мальчики и девочки, увы, стареют и становятся «двадцатипяти– и тридцатилетними монстрами, с плечами богатырей и каменными холопами, с сосцами до полу, с темным пушком на верхней губе, крепко воняющими течкой, обильно поросшими полусбритой шерстью там и тут».
«Фу, какая гадость!», – восклицает Лимонов. Ему желательно «прекрасное» сексуальное общение с существом, «ну, может быть, не шести лет, но десяти или двенадцати».[119]
«Мои самые любимые – это стриженые скинята – девчушки с круглыми балдами голов. Наголо бритые девочки с бархатными животиками. Целые отряды мелких безумных девочек-камикадзе с татуировками на черепах будут встречать меня из тюрьмы, когда я выйду», – вот такими фантазиями, к примеру, скрашивал Лимонов свое тюремное воздержание.[120]
Проблема непрерывной поставки «скинят», слишком быстро взрослеющих, решается просто: аборты запретить, детей сдавать в Дома детства, а всех женщин обязать с 25 до 35 родить по четыре ребенка. Ну и, конечно, как переходную стадию «ввести для желающих в обиход полигамическую семью, по типу мусульманских Пропагандировать такую семью»[121]
Вместо семьи как образец и идеал, к которому следует стремиться, Лимонов представляет коммуну и «свободную, не частнособственническую любовь товарищей», которая «принесла бы в коллектив революционеров сексуальную комфортность. Два-три часа обеспеченной ласки в сутки дали бы ощущение счастья новому молодому обществу. <…> Убожество, неудовлетворенность, пытка условностями, невозможность для юных товарищей получить сексуальную комфортность сразу и сейчас (на это уходят годы!) порождает неврозы, психические болезни, искривления психики В тесной гнилой атмосфере семьи и гнездятся пороки и извращения.
В коммуне – здоровые отношения товарищей. В коммуне всегда можно найти себе партнеров по темпераменту, и количество партнеров для ласки очень велико».
Дальше идет Гимн – песня божеству, которому и следует, по большому счету, поклоняться: «Сексуальная комфортность – это огромная величина, это компонент счастья Право на сексуальную комфортность важнее права на труд, и за сексуальную комфортность следует бороться больше, чем за зарплату <…> Семья дает одного партнера, коммуна дает многих»[122] (Лимонов предлагает здоровому обществу превратиться в стадо бессловесных животных.)
Лидер нацболов не скрывает, что эта концепция близка принципам, которые установил в своей «Семье» американский маньяк-убийца Чарльз Мэнсон, которым Лимонов откровенно восхищается Мэнсон – лидер молодежной коммуны «Семья», с 7 до 21 года проведший в спецучреждениях и по выходе из тюрьмы объявивший себя пророком, Христом и Сатаной в одном лице. В его коммуне, в которую он набирал девушек и парней по принципу «личной преданности», в основе отношений лежал столь любимый Лимоновым промискуитет – свободные сексуальные отношения «все со всеми»
В 1969-м Америка содрогнулась от серии ужасающих убийств, самым варварским из которых была бойня, устроенная в доме режиссера Романа Полански Члены секты Мэнсона убили жену режиссера актрису Шарон Тэйт, которая была на девятом месяце беременности и нескольких ее гостей Трупы были изуродованы до неузнаваемости, на теле Шарон эксперты насчитали более 50 ножевых ранений Примечательна оценка, которую дает Лимонов Мэнсону и его «Семье» в своей книге «Священные монстры», где американскому маньяку посвящена целая глава: «Не его вина, что общество сделало его злодеем. <…> Общество так толком и не поняло, кто был Мэнсон. Его объявили антихристом, маньяком, тогда как он по сути своей лишь начитанный рабочий, увидевший Христа и истолковавший видение как зов»[123] А Гитлера лидер нацболов называет всего лишь артистом[124]
В представлении Лимонова идеальная «семья» как раз и представляет собой то, что было у Мэнсона, и то, что Лимонов пытается привить своим молодым сторонникам: «У Мэнсона, судя по воспоминаниям, было отлично. Бренчал за перегородкой на гитаре сам Чарльз Made love со “Сквики” высокий красавец Бобби Босолей, в уголках большого сельского дома занимались любовью еще несколько пар Ползали дети Прибывшего гостя манила к себе освободившаяся от Бобби “Сквики” Вечерний мирный вечер Вот каким-то таким должно быть будущее
Правда, должны возвращаться с дежурства караульные: вешать на крючки автоматы, умываться, девушки подают им ужин. Одна пара уединяется, соединяется тройка…»[125]
Главный адресат такой пропаганды – подростки: «Сколько ужаса испытывают подростки, не умея сойтись с противоположным полом, отыскать себе пару. Какие терзания, самоубийственные порывы Годы одиночества, насилия над психикой, прыщи. <…> А ведь быть так не должно, никто не предусматривал все это. <…> Для тех подростков, кто не избавился от девственности сам, нужно по достижении 13 лет вменить обязательное лишение девственности. <…> Прежде всего нет трудоемкой охоты на женщину или охоты на мужчину, и это колоссальное облегчение <…> В коммуне все совершается случайно, спонтанно, все ласки дозволены, отказов нет. <…> Каждый любим всеми»[126]
По уверению Лимонова, «Мир, – это понимал ересиарх Дольчино и ересиарх Джон из Лейдена, – должен быть устроен таким образом, чтобы можно было безо всякого различия ложиться со всеми женщинами. 40 часов в неделю, в 60 лет на пенсию, минимальная оплата труда 1000 франков в месяц – это для рабов А “ложиться со всеми женщинами”, – для особенных людей».[127]
Картина, в общем-то, достаточно ясна. Хочется только добавить, что почти век назад, в период
