что и отдельные стадии комаров развиваются практически одновременно. Численность комаров сразу достигает высшей точки. Обычно спустя дней двадцать после половодья начинают выводиться огромные массы комаров, а доминирует среди них Aedes vexans.
Конечно, у нас никогда не будет ситуации, подобной той, какую мы видели с вами в Лапландии и Сибири. Количество комаров может быть таким же несметным, а вот источник пищи для них не столь редкий и недоступный, как там. В пойменных лесах много животных, которые в период массового лёта комаров неимоверно страдают от них. Лучший наш знаток комаров Й. Крамарж наблюдал, как косули, спасаясь от комаров, погружались в заводи: из воды торчал только кончик носа косули. Крамарж отмечает также случаи, когда детеныши косули были искусаны до смерти. Комары мучают укусами и людей, а в окрестностях затопляемых районов расположены сельскохозяйственные угодья, так что это густонаселенные места. А нападают комары не только на каждого, кто приближается к их местам обитания; в период массового лёта они заполоняют населенные пункты, проникают в хлева и жилые помещения, ищут случая напиться крови.
По делам службы и нам не раз приходилось бывать в пойменных лесах в период комариных напастей. Картина всегда была одна и та же. Комары набрасывались уже на дальних подступах к лесу, в нескольких сотнях метров от его зеленой стены, причем в любое время суток. Лес же казался спокойным и приветливым, как всегда. Но только мы входили в него, начинался сущий ад. Достаточно было шевельнуть ветками кустов или стеблями высоких трав, и из леса как будто поднимался дым — это взвивались тучи голодных, подстерегающих комаров. Для полного сходства с пожаром не хватало разве лишь пламени. Ощущение же палящего, жгучего жара вполне убедительно создавали комариные уколы. В такие минуты у человека темно в глазах и такое чувство, что еще чуть-чуть, и сойдешь с ума, особенно если надо еще и сосредоточенно продолжать работу.
Размеры весенних паводков не каждый год одинаковы. Если затопило не всю поверхность очагов и часть яичек комаров осталась на суше, с яичками ничего не случится, они подождут подходящего случая, который может представиться на следующий год. Яички массового комара могут вот так ждать по 6–7 лет. Однако интенсивность комариных напастей в наше время значительно упала. Свою роль здесь сыграли санитарно-гигиенические мероприятия, многократно проводившиеся в недалеком прошлом с самолетов, но главное — это благоустройство местности, направленное на отвод в кратчайшие сроки паводковых вод. Изменился весь уклад жизни населения этих мест, да и причины, приводящие людей в пойменные леса, стали теперь несколько иными. А вот как рассказано о комариной напасти в книге Б. Росицкого и Й. Вейсера, которые 30 лет назад занимались изучением комаров в пойменных лесах у слияния Моравы и Дие:
«Массовый лёт комаров начинается в конце мая, а в более теплые годы уже с середины мая. В эту пору в лес вообще не войти, все работы по вывозке древесины из леса и все крестьянские работы прекращаются. В лес рискнет войти разве что пеший (животных с повозками в лес и на аркане не затащишь), да и то вооружившись горшками с горящими сырыми листьями, чей дым отгоняет комаров. В течение нескольких дней комары проникают в хлева и жилье по всей широкой округе. Войдя раз в такой хлев днем, мы обнаружили на трех стенах напротив дверей почти сплошной темный слой комаров — представителей массовых видов. В углу над дверями вихрем метался в проникающем воздухе клуб комаров. Скота в хлеву не было, потому что на дворе комары одолевали меньше, чем в хлеву. На ночь в хлеву зажигают мокрую траву, дымом изгоняют комаров и только после этого в хлев заводят скот. Ночью хозяин обязательно встает и еще раз окуривает хлев, потому что туда тем временем проникла новая масса комаров, и животные ревут от боли и рвут привязь, пытаясь убежать от мучителей. После утреннего проветривания или же окуривания хлева там до самого вечера царит спокойствие. До введения защитных опрыскиваний в период комариных напастей все молоко и молочные продукты пахли дымом, так же как пропитаны дымом были и все жилища крестьян.
К основным массовым видам относятся комары Aedes vexans, Aedes sticticus, Aedes excrucians, Aedes cantans, Aedes flavescens. Главное убижище этих комаров — пойменный лес, где они в неисчислимом множестве сидят на растениях нижнего, приземного яруса. При появлении на опушке леса человека поднимаются сначала десятки, вскоре сотни, а стоит притронуться к кустам — сразу же тысячи комаров, они окружают нарушителя со всех сторон, роятся около него, и на солнце кажется, что идет густой снег. Садятся на одежду в таком количестве, что ее иногда даже и не видно. Забираются в нос, глаза и рот, и незадачливому посетителю приходится пускаться наутек… С начала комариной напасти численность насекомых постепенно убывает, пока реки снова не разольются и не появятся на свет новые полчища. Любой дождь сразу же отражается на снижении популяции комаров. Сезон массового лёта на лугах заканчивается обычно после сенокоса, а в лесах — к концу лета, т. е. в августе и сентябре».
Вплоть до 1959 г. мы полагали, что после того, как малярия в ЧССР ликвидирована, подобные комариные напасти — это единственный вред, приносимый комарами человеку и животным. Но в это время было сделано открытие, означавшее для медицинской энтомологии в Европе то же, что означало открытие Мансона для всего мира: от массовых комаров Aedes vexans и Aedes caspius был выделен неизвестный ранее вирус — первый вирус, переносимый в Европе комарами. Необходимо было пересмотреть воззрения на наших комаров как на просто мучителей, изводящих людей укусами. Это ознаменовалось заметным оживлением интереса к изучению комаров и принесло ряд других важных для здравоохранения результатов.
Слоновая болезнь и осмеянный доктор
Слоновость, или элефантиаз (от греч. elephas, род. падеж elephantos — слон) — последняя стадия коварной и обезображивающей тропической болезни человека, которая издавна была и все еще остается подлинным бичом тропиков. После продолжительной болезни человек превращается в развалину с уродливо утолщенными конечностями (нижними и верхними), напоминающими ногу слона.
Поражаются не только конечности: таким же чудовищным образом могут изменяться половые органы мужчины и грудь женщины. Каждый, кто попадает в области, где встречается слоновость, бывает потрясен увиденным — признаки болезни невозможно скрыть или не заметить. На них обратили внимание еще древние египтяне, и свидетельство об этой болезни, которому три с половиной тысячи лет, сохранилось на стеле храма египетской царицы Хатшепсут в Дейр-эль-Бахри. Судя по изображению, у царицы были поражены ноги и левая рука.
В этой последней стадии болезни человек большей частью уже не в состоянии самостоятельно передвигаться, а иногда даже и отправлять основные физические функции, и он неотвратимо обречён на медицинскую смерть. Здесь уже не поможет никакое лекарство, да и хирургическое вмешательство не всегда оказывается эффективным.
В этом убедился и английский врач Патрик Мансон, когда в 1871 г. начал практику на острове Тайвань. В числе его пациентов регулярно были китайцы, страдавшие слоновой болезнью, и для их спасения оставалось одно средство: скальпель в руках в то время еще неопытного хирурга, не имевшего к тому же другого необходимого оборудования. Он чувствовал себя скорее мясником, когда боролся со злом, о причине которого и понятия не имел. Многим врач помог вернуться к нормальной жизни, но еще больше было тех, кому помочь он не мог. Но что делать? Из университета Мансон — а учился он в Европе — никаких сведений о слоновости не вынес, а на Тайване был настолько оторван от мира науки, что не имел возможности следить за новыми открытиями, если они и были. Вероятно, где-нибудь в мире ученым уже что-то известно, и на родине он мог бы получить какой-то совет.
Через четыре года он отправился в Англию. Едва повидавшись с родственниками и знакомыми, Мансон поспешил в библиотеки: не терпелось узнать, что нового в медицине. Обрадовался, напав на первый след. Трое исследователей, работавших независимо друг от друга в разных странах, обнаруживали у страдавших слоновостью людей микроскопических червячков: Demarouay (1862) в жидкости из отеков, Вухерер (1866) в моче и Льюис (1872) в крови больных. Мансона особенно заинтересовало последнее
