сообщение. Во-первых, оно было из Индии, а это уже не так и далеко от Тайваня; вовторых, Льюис обратил внимание на простое строение тела червячков и высказал догадку, что речь идет о личинках червей, чьи взрослые формы пока неизвестны.
Это было то, что требовалось Мансону. Некоторое время спустя он вернулся на Тайвань, запасясь микроскопом и всем другим, необходимым для микроскопирования, и, как только явились первые больные слоновостью, начал собственные исследования.
Он трудился в поте лица. Шутка ли, надо было брать пробы крови, приготавливать препараты, а главное — сидеть часами у микроскопа. От пациентов не было отбою, и нужно было угодить всем — ведь в конце концов речь шла и о том, чтобы обеспечить материально самого себя, молодую жену, которую привез из Англии, и дальнейшие опыты. Жаркий климат, помещения без кондиционеров и всех прочих достижений сегодняшней техники, создавали дополнительные трудности, способствовали истощению и физических и духовных сил. И хотя Мансон работал до упаду, дня ему не хватало.
Поэтому он нанял и обучил двух сотрудников из местных, которые проверяли пробы крови, сам же получил возможность заниматься подробным исследованием положительных результатов. Наблюдал в микроскоп червячков ничтожных размеров, зарисовывал их и обмеривал. Заметил, что тело их имеет простое строение и всегда закрыто в оболочке — некоем выступающем влагалище.
Однажды у него была возможность наблюдать только что взятую пробу. В еще теплой крови Мансон нашел червячка. Когда проба стала остывать, тот выбрался из оболочки и свои движения ускорил, как бы стараясь ускользнуть, пока кровь на стеклышке не загустеет и не засохнет. Это было что-то новое! Мансон быстро повторил этот опыт, и результат каждый раз был тот же.
Сейчас нам известно, что личинки червей развиваются в яичках уже в организме самок и наблюдаемое влагалище представляет собой яичную оболочку. Этого Мансон, естественно, не мог знать, но он чувствовал, что наблюдал нечто, связанное с дальнейшим развитием червя. Он был вдумчивым, пытливым исследователем, истинным научным детективом и пришел к убеждению, что активизация личинок при понижении температуры должна означать, что дальнейшее развитие их проходит при температуре ниже той, какую имеет тело человека. А куда могут попасть личинки с кровью? Мансон снова стал рассуждать и снова сделал правильный вывод: единственный логичный путь вел к кровососущим насекомым.
Таких насекомых в жарком климате живет великое множество. С кого начать? И тут вновь проявился его талант детектива: Мансон отправился искать на место действия и поинтересовался, в какой среде живут его больные, страдающие слоновостью. Результат дал Мансону новую пищу для размышления. Эта болезнь не ограничена какими-то замкнутыми коллективами семей или чем-то в этом роде, но все же всегда бывает несколько случаев заболевания, сосредоточенных к близлежащих хижинах. Мансона озарила поистине гениальная догадка: это могут быть домики, расположенные вблизи от мест обитания комаров. Эта мысль увлекла его, в правильности ее он был абсолютно убежден, хотя из-за нее перенес много насмешек со стороны других европейцев. Доктор Мансон сошел с ума! Ловит комаров, мало того, хочет их еще и разводить! Другие не знали, куда деться от комаров, а он решил заняться разведением их. Бедняга, совсем помешался!
Но Мансон точно знал, чего он хочет. Для опытов нужны были чистые комары, о которых можно с уверенностью сказать, что они не сосали кровь больного. И таких комаров Мансону, конечно, потребуется немало. Вряд ли какой-нибудь энтомолог того времени мог посоветовать ему, как в лаборатории разводить комаров. К тому же Мансон был врач и знал о комарах только то, что водятся они повсюду вокруг. Развести комаров в кабинете стоило ему неимоверного труда, и тут на выручку много раз приходила его способность наблюдать: подсмотрев, перенимал у природы, как действовать дальше. А люди при этом покатывались со смеху.
Наконец, он достиг того, о чем замышлял. Это был, несомненно, исторический момент в его жизни, когда он убедил одного из больных дать на себе напиться крови выведенным врачом комарам. Затем наступила еще более важная минута. Легко себе представить, как Мансон, побледневший от долгой изнуряющей работы и от мгновенного волнения, с трудом сдерживал себя, чтобы не дрожали руки. Теперь все было поставлено на карту. Наконец, кажется, он почти достиг цели. Надо лишь спокойно провести вскрытие комара, быть при этом предельно внимательным, чтобы даже капелька жидкости из тела комара не пошла насмарку, чтобы в духоте кабинета комариные органы не высохли прежде, чем дадут свое показание.
Несколькими движениями, в которых Мансон заранее столько раз упражнялся на незараженных комарах, отделил брюшко, препаровальной иглой извлек желудок и выдавил из него крошечное пятнышко крови. Под микроскопом он нашел то, что и предполагал найти: червячков, которые покинули свою оболочку и были полны жизни. Им овладело чувство огромного облегчения.
Это был конец поисков? Наоборот, именно теперь он начал еще интенсивнее разводить сотни комаров, заражал их, вскрывал и пытался разгадать дальнейшую судьбу червячков, попавших с кровью больного в тело комара. Всецело поглощенный этими занятиями, он забросил даже свою клиентуру, интересовавшую его в это время лишь постольку, поскольку она давала средства к существованию и на дальнейшие исследования. Это была лихорадочная работа, он не замечал ни времени, ни людей вокруг себя. Возможно, это было и к лучшему, по крайней мере не надо отбиваться от насмешек.
Молчаливые китайские помощники работали бок о бок с ним терпеливо и дальше, и именно они содействовали частному, но интересному открытию, которое отчасти было и делом случая. Долгое время из уст в уста передавалась история о том, как один из помощников попросил Мансона разрешить ему временно проводить взятие крови и исследовать ее в ночные часы, потому что днем он ухаживал за больной матерью. И у него сразу же возросло количество положительных результатов. Не суть важно, достоверен ли этот эпизод. Существенно другое: Мансон убедился, что поступление червячков в кровеносные сосуды на самом деле определяется временем суток, а не бодрствованием или сном больных.
Он правильно усматривал в этом еще одно подтверждение своей комариной теории. Ведь все точно совпадало с тем временем, когда комары больше всего нападали на людей.
Прошло еще много времени, и Мансон еще долго занимался вскрытием комаров, прежде чем с полной определенностью установил, что крохотные червячки из желудка комара проникают сквозь его стенку в полость тела и в грудные мышцы, где вырастают от первоначальных двух-трех десятых миллиметра до целых двух миллиметров и где в них развиваются пищеварительная система и остальные органы, отсутствовавшие у личинок, паразитирующих в крови больных. Мансон не сомневался, что эти личинки уже могут заразить здорового человека. Он не знал еще, как они выходят из тела комара, но в тот момент ему было и не до этого: Мансон спешил сообщить миру о своем открытии.
Первое его сообщение появилось в печати уже в 1877 г., но осталось незамеченным. Здесь нечему и удивляться: оно было опубликовано в издававшихся на английском языке в Китае «Таможенных медицинских ведомостях». На него обратили внимание историки тропической медицины в середине XX в. К счастью, Мансон отправил подробный отчет и в Англию. В марте 1878 г. он был прочитан в Лондоне на заседании Линнеевского общества, а на следующий год напечатан в журнале 'Journal of the Linnean Society', 1879. Отчет вызвал широкий отклик, его перепечатали и другие известные медицинские и естественно- научные журналы. Так «сумасброд» Мансон в один миг стал героем. Ничего удивительного, ведь идея, которую он проповедовал и справедливость которой доказал, была действительно революционной. Люди уже и раньше предполагали, что насекомые могут быть причастны к распространению болезней. Но мысль о том, что в теле насекомого может паразитировать какой-то организм, проделывающий там часть своего развития, прежде чем проникнуть в нового хозяина, была и в самом деле смелой.
Не один Мансон интересовался в то время проблемой слоновости. Поэтому отметим и другие вехи на пути познания: в 1876 г. Банкрофт, работавший в Австралии, наблюдал первых взрослых червей, которых в 1877 г. Коббольд (Cobbold) назвал в честь него филярией Банкрофта. Родовое название червей «филярии» должно было выражать удивительную волосовидную или нитевидную форму (длина тела самцов 2–4 см, самок — до 10 см при толщине всего 0,3 мм). Недаром их еще называют нитчатками. Позже, когда были выявлены и другие родственные виды червей — паразитов человека и животных и потребовалось таксономически упорядочить семейство филярий, черви — возбудители слоновой болезни человека были включены в род, названный по имени ученого, первым обнаружившего их личинки в крови, Wuchereria
