необходимое подкрепление со стороны моих ученых собратьев. Вместе с тем, поскольку книга охватывала такую большую область, невозможно было надеяться, что я смогу (будь то в тексте или в примечаниях) опровергнуть любое возражение или обсудить любое альтернативное толкование. Поэтому я попытался достичь не вполне приемлемого компромисса — ограничив примечания минимумом, но предложив достаточно разнообразную библиографию, которая позволит самим студентам самостоятельно справиться с альтернативами и сделать собственные выводы.
Поскольку книга в первую очередь предназначается студентам, я ограничил библиографию главным образом трудами на английском языке или переводами на английский. Исключения я сделал лишь для классических исследований и для некоторых выдающихся современных трудов. По той же причине я избегал употребления греческого языка как в тексте, так и в примечаниях. Хотя, изучая Новый Завет, без практического знания языка оригинала далеко не продвинешься, студент, не знающий греческого, вполне способен охватить исторические и богословские вопросы, рассмотренные далее.
Эта книга многим обязана замечаниям и советам других людей. Я хотел бы выразить здесь признательность членам первых семинаров в Эдинбурге и Кембридже и моим студентам, чьи вопросы и возражения на протяжении многих лет помогали уточнять вопросы и исключать слабые места. Особенно велика моя благодарность тем, кто пожертвовал драгоценным временем на отзыв о первом варианте книги в целом или ее частей: доктору Дэвису (Davies) и о. Холлу (Hall), моим коллегам по Ноттингему, профессору Моулу из Кембриджа, который любезно разрешил мне прочесть верстку его
Предисловие к третьему изданию
Взгляд в зеркало заднего вида
Новозаветным единством и многообразием я заинтересовался, как только стал изучать Новый Завет. Меня всегда интриговал характер материала, общего для первых трех Евангелий. В нем есть и единство, и многообразие. С одной стороны, единство: Иисус изображен очень похожим образом и часто с помощью одних и тех же слов. С другой стороны, три этих рассказа, безусловно, отличаются друг от друга как внутренней структурой, так и деталями содержания. Вскоре я понял, что не стоит закрывать глаза на очевидное и либо игнорировать многообразие, либо искусственно приводить тексты к одному знаменателю. Игнорировать или отрицать подобный характер писаний — значит отказываться принимать их такими, какие они есть. А это чревато утратой важного смысла: а именно что благовестие об Иисусе существует в разных формах, отвечая на разные ситуации. Настаивать на каком?то одном 'аутентичном' свидетельстве об Иисусе — значит препятствовать способности благовестия говорить по–разному с разными людьми и тем самым попросту затыкать ему рот[1].
Кроме того, для меня оказались очень важны размышления о христианских истоках, в которые я погрузился, когда начал преподавать соответствующий университетский курс. При таких исследованиях неизбежно сталкиваешься с фактами, которые в свое время подтолкнули Фердинанда Христиана Баура к его знаменитой гипотезе: история раннего христианства как глобальный и длительный конфликт между петринистским христианством и паулинистским христианством[2]. Павловы послания отражают конфликт между иудеохристианами и Павловой миссией к язычникам. Здесь также было много единства и многообразия: все они проповедовали благую весть об Иисусе Христе, но предъявляли к обращенным разные требования; их объединяло ветхозаветное наследие, но они по– разному понимали его значение для своего христианского ученичества.
Оба этих первоначальных фактора глубоко повлияли на мои исследования. В своей последней книге,
Тем не менее книга 'Единство и многообразие в Новом Завете'[6] была моей главной попыткой пролить свет на обозначенный в ее заглавии феномен, а также продумать его значение. На мой взгляд, ее рано сдавать в архив, и я с готовностью откликнулся на предложение
Зачем нужно третье издание?
Работа над вторым изданием (1990 г.) проходила в условиях большой занятости, поэтому я внес лишь некоторое число уточнений и дополнений и в отдельных случаях изменил композицию. И сейчас другие дела не позволяют мне переработать книгу более обстоятельно. Мне кажется, в такой переработке и нет особой надобности. Скажем, в части I я максимально опираюсь на первоисточники. То есть я не считал своей основной задачей анализ научной литературы: это быстро сделало бы мою книгу устаревшей (рецензии быстро устаревают). Я хотел, чтобы первоисточники говорили сами за себя, чтобы читатели увидели богатство и разнообразие новозаветного материала. Здесь я использовал тот же подход, что и при работе с синоптическими Евангелиями: сначала описать различия, а затем осмыслить их значение. Поскольку текст не меняется, то не меняется и присущий ему характер единства и многообразия; соответственно такие описания могут с одинаковым успехом работать для разных поколений экзегетов. Конечно, если бы я писал книгу в наши дни, то что?то сделал бы иначе: использовал бы другой язык, проставил ссылки на актуальные научные споры. Однако большая часть новозаветных текстуальных данных и примеров осталась бы прежней. Ибо анализ именно этих текстов обратил мое внимание на проблему единства и многообразия. Такое отношение у меня сохраняется и поныне. Одним словом, серьезная переделка книги потребовала бы массы сил, не принеся особой пользы[7] .
Что касается части I, лучшие работы по многим ее темам были написаны еще в середине XX в., вызвав дебаты, которые спустя несколько десятилетий поугасли. Это следующие темы: апостольская проповедь (Ч. Г. Додд), первоначальные вероисповедные формулы (О. Кульман, В. Крамер), роль традиции (А. Хантер), использование Ветхого Завета (Э. Эллис, В. Линдарс), служение (Э. Швейцер, У. Брокгауз), литургия (Г. Деллинг, К. Венгст), таинства (Дж. Бизли–Меррей, И. Иеремиас). Аналогичным образом вопросы о роли опыта в Новом Завете, поставленные активно развивающимися пятидесятническим и харизматическим движениями, во многом повисли в воздухе, не получив полного разъяснения. Конечно, последующие научные работы в данных областях углубили наше понимание многих проблем и четче
