ты усмиряешь бушующее в нас пламя, Ты Сосок, из которого Бог кормит сирот молоком…
Ты Мозг, Мякиш, Ядро всего благого.
Ты Женщина без хитрости, любовь которой никогда не меняется…
Ты Купель, Снадобье для прокаженных, Искушенная в физике, равной которой не сыщешь ни в Салерно, ни в Монпелье…
Ты Дама с исцеляющими руками, и твои прекрасные, белые, длинные пальцы восстанавливают носы и рты, делают новые глаза и новые уши. Ты гасишь тех, в ком бушует пламя, оживляешь паралитиков, поднимаешь малодушных, воскресаешь мертвых».
В этих обращениях мы находим большую часть женских атрибутов, о которых шла речь. Дева Мария — это плодородие, роса, источник жизни; многие образы сближают ее с колодцем, источником, ключом; выражение «источник жизни» — одно из самых распространенных; она не созидает, но удобряет, заставляет выплеснуться на свет Божий то, что спрятано под землей. Она — реальность, скрытая глубоко под видимостью вещей; Ядро, Мозг. Она усмиряет желания: она дана человеку, чтобы их утолить. Всюду, где жизни грозит опасность, она спасает и восстанавливает ее: она врачует и укрепляет. А так как жизнь исходит от Бога, она, будучи посредницей между мужчиной и жизнью, осуществляет и связь человечества с Богом. «Врата дьявола», — говорил Тертуллиан. Но преображенная, она становится вратами неба; в живописи ее изображают открывающей дверь или окно в рай или же возводящей лестницу от земли к небесам. Еще более прозрачный образ — заступница, ратующая перед Сыном за спасение человечества; на многих картинах Страшного суда Богоматерь изображена обнажающей груди и умоляющей Христа во имя своего славного материнства. В складках плаща она укрывает отпрысков рода человеческого; ее сострадательная любовь следует за ними по морям и океанам, на поле брани, через все опасности. Во имя милосердия она смягчает божественную Справедливость: мы видим изображения «Богоматери с весами», с улыбкой склоняющей в сторону Добра чаши весов, на которых взвешивают души.
Эта милосердная, нежная роль — одна из самых важных ролей, отведенных женщине. Даже всецело принадлежа обществу, женщина неуловимо проникает и за его пределы, потому что ей свойственна коварная щедрость Жизни. В некоторых случаях такое несовпадение задуманных мужчинами построений и случайности природы вызывает беспокойство; но оно становится благотворным, когда женщина, слишком покорная, чтобы угрожать творчеству мужчин, ограничивается тем, что обогащает это творчество и сглаживает чересчур резкие линии. Боги–мужчины представляют собой Судьбу; богини же обладают ничем не оправданной благожелательностью и своевольной снисходительностью. Христианскому Богу свойственна суровость Справедливости, Деве Марии — мягкость милосердия. На Земле мужчины отстаивают законы, разум, необходимость; женщина же знает об изначальной случайности самого мужчины и той необходимости, в которую он верит; отсюда и таинственная ирония, цветущая на ее губах, и ее гибкое великодушие. Она рожала в муках, она врачевала раны мужчин, она кормит грудью новорожденного и хоронит мертвых; она знает о мужчине все, что уязвляет его гордость и унижает волю. Даже склоняясь перед ним, подчиняя плоть духу, она держится за плотские границы духа; она подвергает сомнению серьезность жесткой мужской архитектоники, смягчает ее углы; она привносит в нее немотивированную роскошь, непредвиденную фацию. Ее власть над мужчинами основана на том, что она нежно призывает их к скромному осознанию своего истинного положения; в этом секрет ее искушенной, болезненной, ироничной и любящей мудрости. Даже легкомыслие, своеволие, невежество у нее — милые добродетели, ибо раскрываются они и по эту и по ту сторону мира, где мужчина предпочитает жить, но не любит чувствовать себя запертым. Рядом с установленными значениями и инструментами, изготовленными для практических целей, она являет тайну нетронутых вещей; от нее по улицам городов и вспаханным полям распространяется дуновение поэзии. Поэзия стремится уловить то, что существует поверх повседневной прозы: женщина — это в высшей степени поэтическая реальность, поскольку на нее мужчина проецирует все, чем сам он стать не решается. Она воплощает Грезу; греза — это нечто такое, что ближе всего человеку и самое для него чуждое, чего не хочет, не делает, к чему стремится и чего никогда не достигнет; и таинственная Другая, являющая одновременно глубокую имманентность и далекую трансцендентность, сообщает грезе свои черты. Так Орелия посещает во сне Нерваля и под видом грезы открывает ему образ всего мира. «Она стала расти в ярком луче света, так что понемногу сад приобретал очертания ее тела, а клумбы и деревья становились кружевным узором, украшающим ее платье; а между тем лицо и руки ее запечатлевали свои контуры на парящих в небе алых облаках. Я терял ее из виду по мере того, как она преображалась, ибо она, казалось, теряла сознание от собственного величия.«О, не оставляй меня! — воскликнул я, — ведь вместе с тобой умирает природа»».
Вполне понятно, что женщина, составляющая существо всей поэтической деятельности мужчины, представляется ее вдохновительницей: все Музы — женщины. Муза — это посредница между Творцом и природными источниками, где он черпает вдохновение. Именно через женщину, чей дух глубоко сопричастен природе, мужчине открывается путь к исследованию бездны молчания и плодовитой ночной тьмы. Сама по себе Муза ничего не создает; это остепенившаяся Сивилла, послушно ставшая служанкой своего господина. Ее советы могут пригодиться даже в конкретных и практических областях. Мужчина хочет добиваться придуманных им целей без помощи себе подобных, и если свое мнение высказал бы другой мужчина, он нашел бы его назойливым; однако он воображает, что женщина говорит с ним от имени других ценностей, от имени другой мудрости, на обладание которой он и не претендует, в которой больше инстинктивного, больше непосредственной связи с реальностью; Эгерия сообщает вопрошающему то, что подсказывает ей «интуиция»; самолюбие не мешает ему советоваться с ней, это как если бы он просил совета у звезд. Эта «интуиция» проникает даже в дела и политику: Аспазия и г–жа де Ментенон и сегодня делают головокружительную карьеру1.
Есть еще одна функция, которую мужчина охотно доверяет женщине: будучи целью деятельности мужчин и источником их решений, она тем самым оказывается мерой ценностей. В ней обнаруживаются качества оптимального судьи. Мужчина мечтает о Другом не только для того, чтобы им обладать, но и для того, чтобы найти подтверждение сйоим действиям; если он станет искать подтверждения у мужчин, у ему подобных, это потребует от него постоянного напряжения; поэтому он хочет, чтобы какой–нибудь взгляд извне сообщил его жизни, его деятельности и ему самому
1 Само собой разумеется, что в действительности они проявляют интеллектуальные способности, абсолютно идентичные мужским.
абсолютную ценность. Взгляд Бога недосягаем, чужд, тревожен; даже в эпохи большой веры только нескольким мистикам довелось испытать его жгучее воздействие. Эта божественная роль часто возлагается на женщину. Живя рядом с мужчиной и под его властью, она не полагает никаких чуждых ему ценностей — ив то же время, в качестве Другого, остается вне мужского мира, а значит, сохраняет способность воспринимать его объективно. Именно она в каждом конкретном случае укажет на наличие или отсутствие мужества, силы, красоты, опираясь на полученную извне универсальную оценку этих качеств. Мужчины слишком заняты своими отношениями сотрудничества или борьбы, чтобы быть публикой друг для друга: они друг за другом не наблюдают. Женщина же остается в стороне от их деятельности, не участвует в поединках и битвах; самим своим положением она предназначается на роль зрителя. Рыцарь бьется на турнире ради своей дамы; поэты добиваются одобрения женщин. Когда Растиньяк хочет завоевать Париж, он прежде всего решает иметь женщин, не столько для того, чтобы обладать ими телесно, сколько для того, чтобы пользоваться репутацией, которую могут обеспечить мужчине только они одни. На своих молодых героев Бальзак проецировал историю собственной юности; его становление проходило под опекой любовниц старше его по возрасту; и не только в «Лилии в долине» женщина играет роль воспитательницы; та же роль отводится ей и в «Воспитании чувств», и в романах Стендаля, и во многих других романах воспитания. Мы уже видели, что женщина — одновременно «физис» и «антифизис»; равно как и Природу, она воплощает Общество; в ней находят отражение цивилизация определенной эпохи, ее культура, о чем можно судить по куртуазной лирике, «Декамерону», «Астрее»; она вводит новую моду, правит салонами, направляет и отражает общественное мнение. Известность, слава — это женщины. «Толпа — женщина», — говорил Малларме.
Заручившись покровительством женщин, молодой человек приобщается к «свету» и к той сложной реальности, что зовется «жизнью». Она — одна из излюбленных целей, к которым стремится герой, авантюрист, индивидуалист. Мы видим, как в античности Персей освобождает Андромеду, Орфей ищет в
