Хорошая идея, но все равно рано или поздно кто-нибудь другой наткнулся бы на эту жирную курицу и погиб бы от ее злобы — может, поэтому папа все еще стоял и смотрел на нее.
Глава шестая
Йорш подумал, что девочка, наверное, очень проголодалась: он никогда бы не поверил, что Эрброу была настолько невежлива, если не сказать жестока, чтобы желать съесть существо, наделенное даром речи, пусть даже в облике курицы.
— Госпожа, — сказал он, — у меня нет слов. Я считал, безмерно сожалея об этом, что ваш род исчез. И с безмерной радостью я вижу, что вы живы…
— Не говорите глупостей, юный невежа. Птицы феникс в большом количестве населяют мир по ту сторону этого огромного моря. Это правда, я осталась одна на этом берегу глубокого и широкого океана по вине злобных драконов, уничтожавших нас и даже поедавших некоторых с розмарином.
— А я думал, с лавровым листом, — пробормотал Йорш, но, к счастью, слова его потонули в шуме волн.
— Пи-пи-пи ням-ням? — упрямо спросила Эрброу.
— Что интересует отпрыска? — раздраженно спросила Птица Феникс, окидывая малышку презрительным взглядом.
— Она поинтересовалась, являетесь ли вы курицей, — сухо ответил Йорш.
— Мессир! Как вы можете позволять такое варварство?
— С вашего позволения, госпожа, честно говоря, это не кажется мне настолько ужасным. Моя дочь — маленький ребенок, ее разум работает методом сравнения. Когда ей попадается что-то неизвестное, она пытается приравнять это к уже известному путем сопоставления. Ей знакомы куры, и ей незнакомы вы, таким образом, она пытается…
Птица Феникс не дала ему закончить:
— Позвольте узнать, юный господин, — злобно и высокомерно промолвила она, — какое имя могу я дать вашей не слишком утонченной любезности?
— Йоршкрунскваркльорнерстринк, — отказавшись от дальнейших объяснений, ответил Йорш с легким поклоном. — К вашим услугам, — добавил он по-рыцарски, заканчивая представление.
— А-а-а, — протянула Птица Феникс. — Правда? Очень интересно. То есть Последний и Самый Могучий из Народа Эльфов. Ваше имя, оно вам просто так дано, чтобы хоть чем-то занять время, или в самом деле было установлено, что вы должны быть последним в вашем роду и наделенным необыкновенными силами?
— Это имя дано мне не случайно.
— Последний, — продолжила Птица Феникс все более визгливым и презрительным тоном. — Должно быть, это ужасно неприятно — быть последним в роду, который даже не смог воспрепятствовать собственному исчезновению. Довольно досадно. Кстати, если вы последний, то откуда тогда у вас дочь? Уж не спутались ли вы — простите, но я, находясь на самой вершине великодушия и бесконечной доброты, не люблю быть жестокой и не смею даже произнести этого — не спутались ли вы с людишками? Одна мысль об этом переворачивает все мои внутренности…
— Госпожа, — ответил Йорш со всей любезностью, на которую только был способен, — я имел честь взять в жены столь прекрасное создание, что невозможна сама мысль о том, будто существует нечто высшее, осознание чего постоянно наполняет радостью каждую частичку моего тела, включая и моменты нашего с вами общения, которые вряд ли останутся яркой страницей в моей памяти. Никогда более не смейте ни в моем присутствии, ни в каком-либо другом месте говорить без должного уважения о моей супруге или моей дочери. Что касается вымирания родов, госпожа, не знаю, как по ту сторону глубокого и широкого океана, но здесь, прошу прощения, фениксов не то чтобы целая толпа.
Курице его слова пришлись совсем не по душе.
Она устроила такую визгливую какофонию, что в сравнении с этим даже так называемое пение, услышанное ими ранее, обладало некоторой прелестью и достоинством.
Йорш растерялся. Не в первый раз в жизни ему встречались существенные расхождения между книгами и действительностью. Повсюду ему попадались восторженные описания красоты фениксов, их ума, пения, силы их крыльев. Лишь Эрброу-дракон, при всем своем великолепии, говорил о них как о глупых курицах — нужно отдать ему должное: это было самым верным описанием. Иногда Йоршу казалось, что в книгах было написано обо всем на свете, но все наоборот. В каком-то старинном пергаменте, написанном будто бы самим королем, он нашел описание сира Ардуина как орка семи футов ростом, и еще как-то ему попала в руки книга, в которой были нарисованы черно-белые полосатые ослы и какая-то сумасшедшая корова в желтых пятнах, с длинной шеей и тонкими ногами.
— Прекрасно, госпожа, теперь я попрошу у вас прощения за причиненные неудобства. Познакомиться с вами — большая честь…
— Пи-пи-пи ням-ням, — зло прошептала Эрброу.
— Нам было очень приятно познакомиться с вами, — терпеливо продолжил Йорш, бросив строгий взгляд на девочку, — и разрешите распрощаться, дабы не принести вам дальнейших…
— Господин! — воскликнула Птица Феникс. — Я чувствую себя жертвой совершенного недоумения, я поражена вашими поступками, которым не хватает элементарной любезности. Я не понимаю, как можете вы, с вашей невежливостью, претендовать на принадлежность к Народу Эльфов?
— Госпожа, — ответил Йорш, — я не понимаю. Мне показалось, что мы мешаем вам своим присутствием, поэтому я уверен, что вы не станете оплакивать наше отсутствие…
— Я не могу поверить в то, что вы желаете удалиться, бросив меня здесь в моем гордом одиночестве, в моей горькой участи, в моем грустном заточении на этом острове, позабытом и богами, и людишками. Меня, в моем почтенном возрасте…
— Госпожа, — ответил Йорш, — вы дали мне понять, насколько неприятно вам наше вторжение, поэтому мы отказываемся от радостной возможности созерцать ваше оперение и возвращаемся на наш берег.
— Господин, какая гнусная невоспитанность — попрекать меня моими же словами, произнесенными в момент большого огорчения, вами же обусловленного, — настаивала Птица Феникс все более визгливым голосом.
— Действительно, гнусная невоспитанность, — подтвердил Йорш, — невыносимая невоспитанность. Невозможно это оспорить, вы совершенно правы. Для вас, несомненно, будет отрадой избавиться от нашего присутствия, поэтому не будем его продлевать. Госпожа, — Йорш низко поклонился прощаясь, взял на руки дочь и повернулся, чтобы уйти.
Он вскользь подумал о том, что никакое наделенное жизнью и разумом существо никогда не должно тешить себя надеждой быть в чем-то уверенным. Он всегда считал, что после тринадцати лет, проведенных с драконом, высиживавшим яйцо, он мог назвать себя образцом терпения. Он всегда считал, что высиживающий дракон — это совершенный образец беспричинной недоброжелательности, нудной злобы и убогого высокомерия. Недолгое знакомство с Птицей Феникс дало ему понять, что и он, и дракон были дилетантами.
Птица Феникс снова позвала его своим визгливым голосом.
— Госпожа, я не понимаю, чего вы хотите, — сказал он наконец, опасаясь, однако, что прекрасно понял это еще в самом начале беседы.
— Господин, — ядовито ответила Птица Феникс, — да будут мне свидетелями боги, я ничуть не переоцениваю возможности вашего интеллекта, но даже вы должны были понять, что я не желаю остаться одна на этом острове еще на несколько сотен лет. Следовательно, пошевеливайтесь и найдите способ, чтобы моя блистательная, но хрупкая персона смогла оставить это место без какой-либо угрозы моей безопасности.
— Взять вас с собой? Но, госпожа, этот прекрасный остров — ваш дом, ваше неоспоримое царство, я не смею оторвать вас от такого приятного места, где ваша особа находится в надежном укрытии и
