С четырьмя автоматчиками и расчетом противотанкового ружья комбриг галопом помчался на тачанке к Заречью, где бушевал шквал огня. Там непрерывно рвались бомбы и снаряды, захлебываясь, строчили пулеметы. Тысячи осколков и пуль с визгом проносились над позициями партизан. Путь комбрига лежал через открытое поле возле уцелевшей деревни Чемки.
— Товарищ комбриг, давайте не будем рисковать и обогнем поле по опушке. По прямой не проскочим — самолеты накроют! — забеспокоился ординарец Володя.
— Нет, Володя, обязаны проскочить! Время не терпит — вперед!
Ординарец хлестнул лошадей, и они понеслись как бешеные. Казалось, что тачанка летит, совсем не касаясь земли… Бойцы сидели на корточках, крепко держась за перекладину и прижимая к груди автоматы. Вот уже полпути позади. До леса оставалось каких-нибудь пятьсот метров. Вдруг Володя показал командиру несущийся по мелколесью вражеский грузовик с солдатами. Он двигался наперерез тачанке. С каждой секундой расстояние между ним и партизанами сокращалось. Поворачивать и отступать было поздно. Уже отчетливо виднелось дуло пулемета, установленного на кабине грузовика, а в кузове чернели спины гитлеровцев и тускло поблескивали каски.
— Расстреляют из пулемета! — испуганно крикнул Володя.
— Не успеют — лес уже рукой подать! Полный вперед! — взволнованно ответил Тарунов, глядя на грузовик. По всему было видно, что немцы пока еще не обнаружили тачанку. Партизаны, положившись на командира, не произнесли ни слова. Они только крепче сжимали оружие и не спускали глаз с врага.
Когда до леса оставалось уже 150—200 метров, фашисты заметили мчащуюся тачанку. Быстро остановились и стали разворачивать пулемет. Сердца бойцов тревожно сжались… Удар кнутом, и тачанка еще сильнее рванулась… Но в этот миг пришло нежданное спасение.
— Смерть фашистам! Огонь! — донеслась с опушки леса громкая команда. По врагу короткими очередями ударили пулемет и несколько автоматов. Раскатистое эхо прокатилось над лесом.
Оказалось, что в это время Чуянов с группой своих людей возвращался со стороны Борисова после встречи с «Фигаро», сообщившим последние данные о противнике и его замыслах. Выйдя на опушку леса, разведчики заметили сначала грузовик с карателями, а потом мчавшуюся по полю партизанскую тачанку. Они-то и открыли внезапный огонь.
Тачанка остановилась, и партизаны быстро выпрыгнули из нее. Первым же выстрелом из противотанкового ружья грузовик был подожжен.
Уцелевшие каратели, беспорядочно отстреливаясь, стали удирать к лесу, подставляя спины метким партизанским пулям. Но никому из них не удалось спастись.
— Спасибо, Евгений Михайлович, — крепко пожал комбриг руку Чуянова после схватки. — Молодцы, ребята! Спасли нас, — похвалил он и разведчиков.
Командир и Чуянов, отойдя в сторону, сели под сосной.
— Слышь, Женя, в Заречье идет настоящий бой. Сожгут хлопцы все патроны, а завтра чем будем воевать? Скажи, успели крестьяне укрыться в лесу?
— Да, успели. Они действовали быстро.
— Тогда отряд Казиева надо срочно вывести из района обороны и перебросить на запасной рубеж, — обрадованно заключил комбриг и послал ординарца в отряд с приказом.
Пока ординарец пробирался к отряду, пикирующие штурмовики и ураганный огонь артиллерии прижали казиевцев на дно окопов. Пелена густого тумана, нависшая над подступами к обороне, почернела от пыли и дыма. Наконец дикий визг штурмовиков начал отдаляться.
— Кажется, перенесли огонь к нам в тыл, — сказал Казиев, высунувшись из окопа. Но тут же он быстро присел снова: всего в сотне метров на противоположном берегу речушки сквозь туман вырисовывались силуэты четырех танков. Они готовились ударить по партизанам прямой наводкой.
— Немцы подтянули танки! — встревоженно бросил Казиев. Глубокие складки перерезали его широкий лоб. — А наши бронебойщики наверняка не видят их, туман мешает, — воскликнул командир.
— Бронебойщикам надо указать цель.
— Правильно, комиссар! Городецкий и Мальцев, берите пулемет и быстро проберитесь к бронебойщикам. Пусть со стороны болота стукнут танкам по бортам, — распорядился Казиев.
Забегая вперед, скажу, что, выполняя этот приказ, в неравном поединке смертью героя погиб пулеметчик Виктор Городецкий.
Как только ординарец скрылся в лесу, комбриг обратился к Чуянову:
— Что сообщают наши друзья-невидимки, Женя?
— Немцам стало известно о сосредоточении крупных партизанских сил в Борисовско-Бегомльской зоне. Противником подготовлена операция, в которой примут участие около 200 тысяч фронтовиков и 10 тысяч карателей из местных гарнизонов. Им приказано любой ценой согнать партизан на Палик и уничтожить. В случае сильного сопротивления партизан на Палике намерены применить газы.
— Взбесились, гады, перед концом! — командир громко хлопнул ладонью по автомату. — Об этом нужно срочно сообщить на Большую землю.
Комбриг, раскрыв планшетку, взялся за карандаш, но тут подбежал разведчик и доложил, что к Березовке пробирается группа немцев. Тарунов поднял бинокль и вскоре сказал:
— Взять фашистов на мушку! Посмотрим, что они замышляют.
Автоматчики и пулеметчики взяли немцев на прицел. Возле деревни вражеские солдаты остановились, прокрались в огороды и стали пристально всматриваться в сторону партизан. Ничего не заметив, они начали рыскать по дворам. Вскоре гитлеровцы вывели из одного двора упирающуюся рыжую корову.
— Вот сволочи! Молочка захотели. Ну ничего, пусть только выберутся из деревни! В чистом поле мы им дадим молочка, — возмущенно бросил комбриг.
За деревней гитлеровцы остановились и о чем-то шумно заспорили. Один бросился обратно. Добежав до сарая, он вырвал из крыши пук соломы. Присев на корточки, оккупант стал ее поджигать, но что-то не ладилось у него с зажигалкой.
— По поджигателям и грабителям огонь! — крикнул Тарунов.
Раздался залп, сидевший на корточках так и ткнулся носом в землю. Фашисты, стоявшие с коровой, также рухнули на дорогу. Испуганная корова подпрыгнула и поволокла убитого гитлеровца по вспаханному полю.
Между тем в Заречье бой пошел на убыль. Володя, вернувшийся оттуда, доложил комбригу, что два немецких танка сожжено и два подбито. Немцы понесли значительные потери и в живой силе. Партизаны смогли отойти на западный рубеж.
— А наши как? — взволнованно спросил Василий Федорович.
Ординарец опустил голову. У него не хватало духа сказать о гибели отважного сына Азербайджана капитана Казиева, бесстрашного пулеметчика Городецкого и нескольких других бойцов.
— Чего молчишь? Докладывай! — строго потребовал командир, предчувствуя недоброе.
— Отрядом командует комиссар, — тихо отозвался Володя.
— А Казиев?
— Капитан убит снарядом, всю грудь разворотило.
Тарунов снял фуражку и присел на обгоревшее бревно.
— Эх, не уберегли такого командира! — с горечью промолвил он. — Ведь сегодня только началось, а сколько еще тяжелых боев впереди.
Две долгие недели июня прошло в жарких и трудных боях и стычках с оккупантами. Под натиском превосходящих сил противника отряды, неся потери, оставили сначала Смолевичский, потом Логойский, затем Плещеницкий район и, наконец, по холмисто-лесистой Бегомльщине откатились к самым Паликовским лесам. Попытки прорыва были безуспешными. Враг, чувствуя нашу крайнюю бедность в боеприпасах, все сильнее и наглее теснил нас. От зари до зари на деревни и нас обрушивались тысячи бомб, мин и снарядов.
Враг свирепствовал. Деревни предавались огню, а схваченные советские люди — смерти. Каратели умножали список преступлений всюду, где только могли. Подобно диким расправам в деревнях Хатыни и Мыльнице, учиненным в марте 1943 года, 19 июня 1944 года они совершили такое же злодеяние в логойской деревне Дальва. Согнанные гитлеровцами тридцать детей, двенадцать женщин и два старика
