легко было бы разорвать или прорвать; при недостаточной глубине проникшая в место прорыва колонна могла бы легко смять и скатать всю боевую линию противника; этот мотив еще усиливается тем обстоятельством, что в строю находились и стрелки, число которых Мориц довел приблизительно до отношения двух к одному пикинеру74. Я нигде в источниках не нахожу прямого указания на то, чтобы именно забота о стрелках, которых в увеличенном количестве стало трудно размещать среди пикинеров, вызвала потребность в новом боевом порядке. Однако по общему положению дела можно заключить, что и этот мотив оказал по меньшей мере сильное влияние в этом направлении. Во всяком случае, одним из результатов принятия нового боевого порядка было то, что значительное число стрелков теперь получило возможность опираться на пикинеров. Стрелков, которые еще делились на мушкетеров и аркебузиров, ставят справа и слева от колонн копейщиков. Рюстов назвал такое построение нидерландской бригадой. Стрелки, ведя огонь, или караколировали на этих местах, рядом с пикинерами, или развертывались перед их фронтом, если тому благоприятствовали обстоятельства75.
В случае же атаки рейтаров или пикинеров, непосредственно направленной на стрелков, последние укрывались за колонной пикинеров, а пикинеры второй или третьей линии спешили заполнить образовавшуюся дыру и отразить неприятеля76. И с этой точки зрения необходимым является расчленение войск линиями в глубину.
Среди других производившихся упражнений имелся и такой маневр: войсковая часть рассыпалась и по сигналу барабана возможно быстро должна была снова строиться; это было легко выполнимо, так как каждый солдат знал свое место. Нидерландцы славились тем, что у них 2 000 человек могли построиться за полторы четверти часа, в то время как другим требовался целый час для того, чтобы построились 1 000 человек77.
Наряду с пикинерами одно время пользовались алебардщиками и щитоносцами. Впрочем, мы на них не будем останавливаться, так как они скоро исчезают.
Самым существенным в новом построении, даже более важным, чем сам боевой порядок, является чрезвычайная подвижность каждой отдельной, вновь сформированной маленькой тактической единицы и та уверенность, с какой ее начальник держал ее в руках в самом пылу сражения и приводил ее в полном порядке на то место, где она требовалась в данную минуту, как говорит Иоганн Нассауский: '...чтобы выручать друг друга, быстро поворачиваться и обращаться сейчас же на неприятеля, внезапно атаковать противника в двух-трех пунктах'78.
Чем глубже мы вникаем в эти явления, тем яснее нам становится, что для того чтобы осуществлять в жизни новое искусство, требовалось нечто гораздо большее, чем простое опознание его, простое решение или приказание. 'Вильгельм Людвиг, - так сообщает нам его биограф, - изучал все, что практиковалось у древних греков и римлян в области военного искусства, и не боялся ни труда, ни усилий, ни расходов'. Его секретарь Рейд и полковник Корнпут помогали ему при изучении древних писателей и при проведении на практике имевшихся у них указаний. Сначала построения делались оловянными солдатиками на столе, и лишь затем обучали им настоящих солдат. Чтобы убедиться, какое вооружение лучше - длинными пиками без щитов или же римское с щитом и мечом, - Мориц организовал в 1595 г. опыт79. Командные слова переводились с греческого и латинского; во время учения солдаты обязаны были молчать, чтобы слышна была команда. Нашли у древних и ввели у себя правило, что в команде частное должно предшествовать общему (не марш - бегом, а бегом - марш), ибо в противном случае нельзя ожидать четкости ее выполнения. Учения производились не только в гарнизонах, но и в лагере, в близком расстоянии от неприятеля, даже в дурную погоду80. Солдаты дезертировали, им становилось невмоготу от этого учения.
Старые вояки, также и граф Гогенлое, военный ментор принца Морица, высмеивали все эти уловки и глумились над ними: серьезный бой должен их развеять, как прах; однако оба принца Оранских не давали сбивать себя с толку. Зимою офицеры объезжали гарнизоны для инспекции службы. В 1590 г. они начали вводить новые порядки; мы имеем от 1594 г. длинное письмо Вильгельма Людвига к Морицу, в котором он отчитывается перед ним и сообщает сведения. Он советует строить колонны пикинеров не слишком плоскими, ибо они всегда должны быть способными устоять против атаки кавалерии; правильно, пишет об этом император Лев (глубина - 16 человек). Далее он отмечает главы из 'Тактики' Льва, указания которых следует перенять81, и в заключение дает список командных формул, составленных им по Элиану и введенных в практику. Таких команд, считая в том числе и некоторые еще не вполне установленные, - около 50, и некоторые из них сохранились в современном командном языке. Новых команд, добавляет он, вводить не следует больше чем нужно, дабы облегчить солдатам заучивание их. Особенно важно, чтобы люди научились разбирать, что такое шеренги и ряды, соблюдать интервалы, а также строиться и маршировать тесно сомкнутым строем. Для этого они должны обучиться сдваивать как шеренги, так и ряды, поворачиваться направо и налево и заходить правым и левым плечом82. Далее идет многое другое, что я отчасти уже использовал выше. В заключение автор письма оговаривается, прося Морица, если ему захочется смеяться над его письмом, чтобы он это сделал 'inter parietem ende amicos' ('между четырех стен, в кругу друзей')83.
Мориц, по выражению Валльгаузена, был 'специалистом по муштровке', но он со своим двоюродным братом не только создал новое искусство, но озаботился о выполнении одной необходимой предпосылки: аккуратной уплате жалования. С самого возникновения института ландскнехтов наиболее темным его пятном была выплата жалования.
'Пусть мне дадут, - говорит генерал Баста в своем трактате о коннице, - армию и весь причитающийся ей комодитет - жалование, провиант и долю добычи, и, как бы она ни была испорчена, я берусь ее преобразовать и снова привести в порядок. И наоборот, я не могу обещать, да оно и невозможно, сохранить правильную, хорошую дисциплину даже в хорошей армии, если последняя будет лишена необходимого ей комодитета (довольствия)'.
Мы видели, как даже стратегические решения находились в зависимости от возможности или невозможности уплатить солдатам обещанное им жалование. Никогда не удалось бы ввести в войсках тяжелую работу по муштре, представлявшуюся старым солдатам не только излишним делом, но и смешным ребячеством, если бы начальство было еще перед ними в долгу. Коммерческий ум Генеральных штатов был достаточно проницателен и сведущ для того, чтобы понять все значение аккуратной выплаты жалования, а процветавшие, несмотря на военную смуту, торговля и бережливость, присущие строгим кальвинистам, видевшим во всяком проявлении роскоши грех, давали к тому средства. Испанский король со всем американским золотом и серебром оказался не в состоянии должным образом разрешить тот огромный круг политических задач, которые он себе поставил.
После сражения на Моокерской равнине испанское войско, три года не получавшее жалования, отказалось повиноваться, выбрало себе главнокомандующего и самовольно расквартировалось в Антверпене, пока горожане не согласились уплатить ему 400 000 золотых крон. Солдаты получили недоплаченное им жалование частью наличными, частью натурой. Это повторялось несколько раз, сопровождаясь ужасающими зверствами и беспорядками. Часто проходили месяцы, прежде чем удавалось снова привести в повиновение войска. В 1572 г. во время 'Антверпенского безумия' (furia) город был окончательно разграблен, частью сожжен, а жители перебиты массами. Это не могло не явиться помехой ведению войны.
Не так вели себя нидерландские войска. Генеральные штаты создали правильное денежное хозяйство, и это имело тем большее значение, что армия стоила очень дорого. Прежние роты ландскнехтов обычно насчитывали 400 или 300 человек; иногда они доходили и до 500. Мориц понизил численность роты и установил ее в 100 с небольшим человек, не уменьшая, однако, офицерского состава. Значение этой перемены Валльгаузен в своей книге 'Военное искусство в пехоте' превосходно характеризует следующим образом.
'Преславный военный герой, принц Мориц, содержит в каждой роте, численностью каждая нередко менее 100 человек84, следующих начальников: капитана, лейтенанта, прапорщика, двух или трех сержантов, трех капралов, трех ландпассатов, одного оружейного, одного капрала - из благородных или ефрейторов, одного писца, одного профоса, около десяти младших ефрейторов, двух барабанщиков. Всему этому командному составу каждый месяц приходилось платить почти столько же, сколько всем солдатам целой роты. Таким образом, можно было бы сэкономить наполовину, если довести численность роты до 200 или 300 человек, а потому представляется нецелесообразным делать роты такими слабыми'. 'Однако знай,