оказывалось несостоятельным, солдаты брали у населения все необходимое там, где они находились. Такие реквизиции легко переходили в грабеж; они расшатывали связность частей и способствовали развитию столь заразительного начала - мародерства. Если бы Фридрих Великий допустил это в своих войсках, ему грозило бы быстрое таяние его армии ввиду дезертирования. Лишь в редких, совершенно исключительных случаях крайней нужды он допускал довольствование солдат хозяевами отведенных им квартир. И французские революционные армии сначала очень страдали от дезертирства, но это дезертирство ничем не было связано с системой снабжения войск продовольствием, к тому же для борьбы с ним не существовало никакого дисциплинарного надзора. Но после того, как ненадежные элементы исчезали, все же под знаменами оставалась весьма значительная часть людей, следовавших за ними по собственному влечению; правда, по своей недисциплинированности они напоминали банды эпохи Тридцатилетней войны.
Генерал Лагарп доносил в 1796 г. главнокомандующему Бонапарту, что его войска хуже вандалов; два командира бригад подали в один и тот же день в отставку, и сам Бонапарт писал Директории, что он стыдится иметь под своим начальством такую шайку разбойников. При восторженных кликах народа вступили в Милан французы, которые вроде бы должны были принести народам свободу; неделю спустя, доведенный дурным обращением до отчаяния, народ поднял против них возмущение, но был укрощен расстрелами. То же, что и Бонапарт из Италии, доносит Моро из Германии (17 июля 1796 г.): 'Я делаю, что могу для пресечения грабежей, но солдаты уже два месяца как не получают жалования, а транспорты с провиантом не могут поспеть за нашими быстрыми переходами; крестьяне разбегаются, а солдаты грабят опустелые дома'. То же пишет и Журдан (23 июля): 'Солдаты очень дурно обращаются с населением страны: я краснею стоять во главе армии, которая ведет себя столь недостойным образом. Когда офицеры пытаются воспротивиться солдатам, им угрожают, в них даже стреляли'. Со временем генералам все же удалось снова забрать в свои руки вожжи дисциплины. Уже в вышеприведенном письме Журдан доносит, что доведенные до крайности жители берутся за оружие и что скоро без конвоя нельзя будет ездить по коммуникационной линии. Бывали случаи, когда войска, после победоносного боя, рассеивались за реквизицией и добычей, и на них нападали и разбивали их. С восстановлением порядка как в области тактики, так и в деле снабжения французской армии снова были введены старые испытанные формы, и только в крайних случаях солдату приходилось прибегать к неупорядоченному самоснабжению. Однако, несмотря на столь значительное увеличение французской армии, продовольственный ее обоз был гораздо меньше, чем в прежние времена. Если к этому прибавить сокращение офицерского багажа и упразднение палаток, то исчисление Рюстова представляется правдоподобным, когда он говорит, что весь обоз французской пехоты в 1806 г. составлял лишь одну восьмую или одну девятую обоза прусской пехоты29.
Однажды Фридрих писал фельдмаршалу Кейту (11 августа 1757 г.) о транспорте с провиантом, которого он ожидал: '...на него я возлагаю последнюю надежду государства'. В устах Наполеона такая фраза была бы невозможна.
Насколько мне известно, ни один современный писатель не упоминает о том, как распространение во второй половине XVIII столетия обработки картофеля облегчило непосредственное довольствие армии местными средствами. В эпоху Семилетней войны картофель еще не играл никакой роли. Двадцать лет спустя война за Баварское наследство уже получила шуточное название. В осеннюю кампанию 1813 г. картофель, несомненно, сыграл большую роль30.
Как ни превосходен был порядок, в который Наполеон привел свою армию, все же в области продовольствования время от времени старые язвы снова открывались, и едва только здесь проявлялся в чем-нибудь недостаток, как снова возрождалось все зло разложения и упадка дисциплины31.
Наполеон в то же самое время завершает Революцию. Он захватывает верховную власть не в силу принадлежащего ему права, но как избранник народа; путем плебисцита французский народ почти единогласно провозгласил его сначала консулом, а потом - императором. Поэтому, несмотря на восстановление монархии, армия сохранила существенные черты характера, впервые выработавшиеся в ней при Республике. Различие между офицерством и рядовыми уже не носило сословного характера, а лишь характер различия между большим или меньшим образованием, большей или меньшей степенью пригодности, причем лишним связующим звеном служило еще то обстоятельство, что совершенно необразованные рядовые при выдающихся боевых качествах могли дослужиться до капитана, а при особых отличиях - и до высших командных постов. Каждый солдат, как тогда говорили, носил в своем ранце маршальский жезл. Правда, это не следует понимать в том смысле, будто великие наполеоновские маршалы вышли из народных низов; подавляющее большинство из них, подобно самому Наполеону, уже до революции были военными по профессии, и их выдающиеся достижения не в малой мере основаны были на том, что революция, освобожденная от всяких традиций, привела их на руководящие посты еще в таком возрасте, когда юношеские силы в соединении с юношеским честолюбием и отвагой давали им возможность выполнять неслыханные подвиги. Самому Наполеону было 27 лет, когда он принял на себя командование итальянской армией, а большинство его маршалов были не старше или только немногим старше его.
Всеобщая воинская повинность для пяти возрастов, от 20 до 25 лет, была еще раз провозглашена как принцип в 1798 г., но в 1800 г. несколько ограничена установлением
заместительства. И до этого она на практике не применялась постольку, поскольку молодые люди массами уклонялись от воинской повинности, или даже вступив в ряды армии, снова самовольно возвращались домой. Административная организация была недостаточно сильна и неподготовлена для того, чтобы этому воспрепятствовать; право заместительства раз уже было допущено и затем отменено. Введенный законами 1798 и 1800 гг. рекрутский набор с правом заместительства представляет по своей природе весьма растяжимую систему, фактически применявшуюся с большей мягкостью. В то время как каждый возраст насчитывал по крайней мере 190 000 годных к службе молодых людей, Наполеон набирал ежегодно за 1801 - 1804 гг. всего лишь по 30 000 человек для полевой армии и по 30 000 человек для резерва; последние должны были обучаться только 15 дней в году и по одному воскресенью в месяц. По достижении 25-летнего возраста солдат подлежал увольнению.
С 1806 г. наборы стали все более и более повышаться, а правило относительно увольнения в 25- летнем возрасте ввиду перманентного состояния войны, вероятно, уже не выполнялось. Положительных указаний мы по этому поводу не имеем; не располагаем мы также точными данными о том, каких размеров достигли действительно (а не по публикациям) наборы с 1812 по 1814 год. Достоверно известно лишь то, что даже в период до 1805 г. весьма не строго проводившийся рекрутский набор встречал упорное сопротивление и мог осуществляться лишь путем применения силы. Рекрутов, уклонявшихся от набора, называли 'rnfractaires', выслеживали их повсюду при помощи специальных жандармских команд, отводили их связанными в полки или утесняли их родителей и родственников постоями, либо, наконец, возлагали ответственность на их общины32.
Таким образом, от идеального принципа всеобщей воинской повинности, как он был провозглашен революцией, очень сильно отошли. Пожалуй, можно бы сказать, что новый рекрутский набор представлял не что иное, как восстановление системы старой монархии: заместители, продолжавшие служить сверхсрочно (als Kapitulanten), составляли особый вид профессионалов-наемников, а ведь наряду с этим и Людовики производили наборы. Еще более сходится эта система с прусской военной организацией, в которой набор по кантонам играл существенную роль и поставлял половину состава всей армии. Тем не менее, хотя и частично, но многое перешло из республиканской армии в наполеоновскую, не только в отношении иного духа офицерского корпуса, иных отношений между офицерством и солдатской массой, но и в отношении существа и духа самих солдат. По самому своему происхождению они не были наемниками, но сынами и защитниками французского отечества, даже тогда, когда они становились ими против своей воли. Но это - различия лишь относительные, а не абсолютные, ведь и в старой французской армии уже жил национальный дух; но подъем его теперь был настолько велик, что, противопоставляя оба типа армии, различие между ними можно и должно обозначить как родовое.
При сравнении с Пруссией, правда, можно сказать, что на основе кантон-регламента в последней набор производился так же строго, если не строже, чем во Франции, но во Франции он давал совсем иные массы людей, ибо Франция насчитывала в пять раз большее число жителей, чем Пруссия, а прусские кантонисты, хотя у них и была большая преданность королю и государству, все же, конечно, лишены были
