Единственным приказом, отданным Ганнибалом после боевого сигнала, был приказ о выступлении африканцев на обоих крыльях. Так как они вначале еще стояли в колоннах, у Ганнибала была мысль в случае нужды послать их не для охвата неприятельской фаланги, а на подкрепление центра, если тот не сможет в достаточной степени противостоять натиску римлян до успеха обходных действий Гасдрубала. Мы узнаем тот же боевой порядок, что и при Гавгамеле. В ставке у Ганнибала находились греческие поэты, описывавшие его подвиги так же, как и подвиги Александра. Не будет чрезмерной смелостью предположить, что тот, кто окружил себя подобными людьми, сам приобщился к науке и усвоил то, чему учила его Греция. В Первой Пунической войне спартанец Ксантипп обучал карфагенян искусству побеждать Регула. Ганнибал, вне сомнения, также изучал греко-македонское военное искусство, и мы легко можем представить себе, как по вечерам на зимней стоянке грек Силен читал ему книгу царя Птолемея о подвигах Александра Великого, причем планы карфагенян слагались под влиянием блистательного прообраза зевсова сына.
С помощью варваров-наемников карфагеняне одержали при Каннах победу благодаря превосходству своей кавалерии, командному составу и военачальникам, сумевшим держать свое войско в руках и тактически управлять им, а также благодаря полководцу, сумевшему с непреклонностью и уверенностью гения объединить имевшиеся у него силы к органически целостному действию.
И я полагаю, что этому полководцу мы обязаны также описанием сражения у Полибия и, в основных чертах, также и у Ливия. Здесь показательно не содержание. Как ни великолепно описание сражения, автором его все же мог быть и другой высоко талантливый человек. Здесь характерны места умолчания, разбросанные словно теневые пятна на свету.
Самый решающий момент - тыловая атака кавалерии - особенно не подчеркивается. Мы как будто имеем здесь дело не с приказом Ганнибала, а с действиями кавалерийского начальника. Весь упор рассказа - в распределении африканцев на двух крыльях, находившихся на отлете. О причине, заставившей так щадить эти войска, не упомянуто. Полководцу всегда немного тяжело, когда он одну часть войска, особенно союзников, намеренно подвергает большей опасности, чем другие. Он, пожалуй, сам себе не захочет признаться, когда и как он на это рассчитывает. Но нам его побуждения ясны. Каждый посторонний человек не считал бы себе вправе обойти молчанием эти побуждения, которые сами по себе очевидны. Однако в вышеупомянутом повествовании о них ничего не говорится, а все внимание сосредоточено на тактическом маневре охвата, как на основном замысле данного боевого построения. Решающий же момент - атака кавалерии - остается в тени, ибо для полководца в ней нет ничего необычайного; это его привычная техника. Этот момент мог быть и на этот раз исчерпывающим: если бы Ганнибал не расставил африканцев в определенном боевом порядке, а укрепил бы ими фалангу, победа в сражении была бы все равно обеспечена. Но Ганнибал хотел не только победы, он хотел полного уничтожения неприятельского войска. И он дерзает ослабить центр, а на обоих флангах поставить в боевой готовности африканцев для охвата, чтобы римское войско не могло никуда бежать, а было взято в тиски. В повествовании о сражении все наше сочувствие на стороне африканцев, которым дано было выполнить такую трудную задачу, и мы забываем о заслугах кавалерии.
Из рассказа о боевом порядке, принявшем форму полумесяца, о смятении сгрудившихся в середине римлян, о потрясениях ослабленного центра, обращении полководца читателю ясно, под каким углом зрения наблюдалась картина сражения. И в самом повествовании первое место занимают факты не наиболее значительные, а те, которыми больше всего полна душа полководца.
1. Чрезвычайно разноречивы мнения в науке о том, на каком берегу Ауфида - на правом или левом - было дано сражение. Так как установлено, что правое римское крыло и левое карфагенское были расположены у самой реки, то с переменой речного берега пришлось бы перевернуть все боевое расположение. Я не счел нужным повторять здесь то, что мною было сказано в предыдущих изданиях, так как меня опередил в этом вопросе Конрад Леман (КНо, т. 15, стр. 162, 1917 г.). Согласно прежним исследованиям, все источники ясно называют правый берег, но никто не был в состоянии стратегически объяснить, как могли римляне при таком расположении очутиться спиной к морю и как их воины, бежавшие с поля сражения, могли спастись в Канузий и Венузий. Я подробно изложил это в 'Histor. Zeilschr.', т. 109, стр. 502. Конраду Леману удалось рассеять заблуждение, будто согласно историческим данным сражение непременно должно было происходить на правом берегу. Сопоставив слова Полибия (что Ганнибал выступил из Геруния перед сбором урожая) с датой сражения при Каннах (2 августа), он установил, что сражение не следовало непосредственно за выступлением из Геруния, а что между ними имелся промежуток в два месяца, В этот промежуток времени Ганнибал запасался фуражом в Апулии, к югу от Ауфида. Брод, находившийся якобы на севере, через который переходило войско накануне сражения, нужно отнести на юг, - и тогда станет очевидным, что по всем источникам сражение происходило на северном берегу.
Теперь может быть установлена стратегическая последовательность действий. Из Геруния Ганнибал выступил в Апулийскую равнину. Римляне следовали за ним, занимая на крайних холмах горной стороны неприступные позиции. Так как они устроили себе базу в Каннах и перенесли туда из окрестнсстей Канузия запасы, то очевидно, что последнее их местопребывание было хотя и ближе к Каннам, чем к Канузию, но не у самых Канн, так как Ганнибалу удалось отнять у них Канны вместе со складами. Я полагаю, что лагерь находился первоначально в окрестностях Монте-Альтино, приблизительно на 6 км юго-восточнее Канн, и был сильно развернут для того, чтобы занять возможно большее пространство и тем. оградить себя от карфагенян. Но Ганнибал, обезопасив себя сильной конницей, перешел с юга на север по равнине мимо римского лагеря, смелой атакой взял Канны вместе со складами и принудил римлян отступить в глубь страны по направлению к Канузию.
Леман высказывает также предположение, что римляне, имея в виду превосходство пунической кавалерии, выбрали поле сражения, чтобы оба крыла имели опору. Леман находит такое место шириною в 3 км, ограниченное справа рекою, а слева гористым кустарником. Поле и поныне носит название 'pezzo del sangue'. Достоверным такое расположение нельзя назвать. Я на всякий случай оттянул бы поле сражения выше, где равнина суживается, так как ширина в 3 км кажется мне чрезмерной.
ИСЧИСЛЕНИЕ СИЛ И ПОТЕРЬ
2. Силы римского войска при Каннах обычно исчисляются цифрою в 86 000 чел., включая 6 000 конницы. Из этого числа в лагере осталось 10 000, так что 70 000 римлян были побеждены 50 000 карфагенских наемников, при коннице в 10 000 чел. Полибий, Ливий и Аппиан в общем сходятся на этих цифрах. 80 000 чел. пехоты были разбиты на 8 легионов римских по 5 000 чел. в каждом и столько же легионов союзных.
Лишь недавно выступил против этих исчислений П. Канталупи (P. Kantalupi) в труде 'Le Legioni Romane nella Guerra d'Annibale', изданном Белохом в 'Studi di Storia Antica', т. I.
Канталупи обращает наше внимание на то, что у Ливия цифры иные, а именно римляне мобилизовали в 216 г. не 4 новых легиона, а лишь 10 000 запасных. При вычислениях меньшие числа всегда являются наиболее правдоподобными. По мнению Канталупи, римское войско числом не превышало 44 000, и в то время как Полибий доводит число павших римлян до 70 000, Канталупи после тщательной проверки считает, что их было от 10 500 до 16 000. Если принять эти цифры, то поле сражения значительно изменит свой вид.
Но доводы, которыми пользуется Канталупи для его исчислений, далеко не убедительны. Он полагает, что лишь в сражении при Каннах Ганнибал стал тем грозным призраком для римлян, каким он изображен в истории. До этого-де римляне, готовясь к сражению, не имели никаких оснований прибегать к исключительным мерам. При Тичино имела место лишь схватка конницы; при Треббии римляне отступили без существенных потерь; при Тразимене было лишь произведено нападение на консула. Диктатор Фабий имел не больше 4 легионов, и общественное мнение Рима требовало, чтобы он с этими боевыми силами дал сражение. Очевидно, придерживались того мнения, что при хорошем полководце такое войско с успехом может померяться силами с Ганнибалом. Новые консулы, прибыв с подкреплением, разбили, кроме старого лагеря, еще один для 2 000 союзников. Подкрепления, очевидно, были не очень велики, если они все, кроме вышеупомянутого отряда, разместились в старом лагере.
По сравнению с убедительными данными Полибия эти аргументы не особенно полноценны. Что Ганнибала еще до сражения при Каннах считали в Риме грозным противником, доказывает способ ведения войны диктатором Фабием. Если противная партия требовала от него сражения, то этим еще не сказано,
