Русь Летописная

наработки, созданные предшествующими поколениями. Воистину: создать летопись — мучительно долгий труд, но издать подчас бывает не легче…

Да, трудно приходится нынче Русской земле и народам России. Но все это уже было — причем не раз, о чем бесстрастно свидетельствуют именно летописи. Распад страны? А разве не то же самое происходило в Смутное время, когда различные антипатриотические группировки, слои и классы ради своих сиюминутных интересов готовы были продать кому угодно не то что Родину — отца с матерью и жену с детьми. Происки недругов? Их у России всегда было больше чем друзей, и чем слабее становилось государство, тем наглее и безжалостней становились внешние и внутренние враги. Криминальный беспредел? И это было всегда — только называлось по-другому. Не успели освободить Москву от интервентов и посадить на трон молодого царя Михаила Романова, как на повестку дня тотчас же встал вопрос о внутреннем криминале. Страну от южных степей до Поморья захлестнула волна не виданного ранее разбоя. Повсюду сновали шайки грабителей, отличавшиеся изощренной жестокостью. Летописцы отмечали: таких мук русские люди не испытывали ни в древние времена, ни в недавние, ни от басурман, ни от ляхов. Свои же, бывшие когда-то крестьянами или казаками, захватывали целые районы, сжигали дотла села и города и после обязательных нечеловеческих пыток истребляли поголовно все население. Очевидцы так описывают деяния «романтиков с большой дороги» где-то между Вологодчиной и Поморьем: «…Села и деревни разорили и повоевали до основания, крестьян жженных видели мы больше семидесяти человек, да мертвых больше сорока человек, мужиков и женок, которые померли от мучения и пыток, кроме замерзших». Причина же одна — и тогда, и сегодня: ослабление власти и государства. Почаще читайте летописи, друзья!

* * *

Ответы на многие животрепещущие и не потерявшие по сей день актуальности вопросы можно отыскать в древних русских летописях. Еще больше в них неразгаданных тайн. Можно смело сказать: любая летопись — сплошная тайна. И вообще: то, что мы знаем об истории своего Отечества, в сравнении с тем, чего мы не знаем, — это капля в океане. Записи летописцев — всего лишь опорные вехи, позволяющие вести исторический поиск в заданном направлении, но неизбежно оставляющие многие вопросы без ответов. А сколько здесь намеренных искажений, приписок или, наоборот, подчисток, когда ножом выскабливались целые абзацы (впрочем, можно было поступать проще — выдирать «с мясом» целые страницы, как это проделано с Новгородской первой летописью старшего извода).

В Несторовой Начальной летописи исторические сведения по многим годам отсутствуют вообще. Например, с 916 по 940 год (лета) 21 хронологическая позиция оказывается пустой: цифрами обозначены только даты, а информации никакой.[13] Отчасти это можно объяснить утерей листов первичного текста — но только отчасти. Во всяком случае ничего общего с истиной не имеет мнение отдельных историков, что в течение пропущенных лет на Руси, дескать, ничего существенного не произошло. Ой ли! Скорее всего, наоборот: именно в эти годы произошло нечто такое, что заставило цензоров пустить в дело все свое живодерное мастерство. Не приходится особенно сомневаться, что большинство летописных лакун наверняка представляют собой следы бесславной деятельности позднейших редакторов и переписчиков, с остервенением изымавших и уничтожавших в угоду правящим властям обширные фрагменты текста. Так было всегда, и за примерами далеко ходить не надо.

Томик публицистики Ивана Алексеевича Бунина, изданный в Туле в 1992 году, интересен не своим составом или полнотой, а другим: в нем курсивом выделены те места (в ряде случаев — целые страницы), которые ранее считались «крамольными» и безжалостно купировались редакторами и составителями (в том числе и многотомных собраний сочинений), хотя касались таких светил литературы XX века, как Горький, Блок, Есенин, Маяковский, Алексей Толстой и др. Точно так же поступали и во времена Нестора-летописца, изымая целые листы ранее написанного текста или же соскабливая с пергамента неугодные имена и факты.

Таким образом, 1-я загадка летописей — это сам летописный текст: освобожденный от позднейшей идеологической «правки», он предстает в совершенно ином свете. 2-я загадка летописей — предшествовавшее им знание о далекой истории, ибо начало русской хронологии с двух дат — 852 год (появление русского флота у стен Царьграда) и 862 год (прибытие Рюрика с братьями в Новгородскую землю) — отнюдь не означает, что до этого события русской истории никак не фиксировались, — даже если это были в основном устные предания. Следовательно, требуется сопоставить, так сказать, писаную историю с устной традицией и установить основные вехи той, реальной истории, которая предшествовала летописной (так как без первой невозможно правильно понять последнюю).

Сохраненное в летописях и дожившее до наших дней также нуждается во внимательном (а иногда в совершенно новом) прочтении в контексте реальной истории, культурной традиции и установленных фактов. История не есть процесс, изолированный от других законов, действующих в объективном мире. Исторические события органически вписаны в контекст планетарной и космической среды, которая оказывает непосредственное влияние на жизнь и поступки индивидов, групп, народов, общественных структур и социума в целом. Анализ истории под данным углом зрения еще не нашел должного внимания со стороны служителей музы Клио, большинство из них относятся настороженно, даже враждебно не столько к самому эпохальному открытию XX века — теории биосферы и ноосферы, сколько к проникновению полученных выводов в собственно исторические исследования.

Тем не менее новая методология настойчиво стучится в дверь. Пришло время если и не совсем ее распахнуть, то хотя бы приоткрыть. Отчасти это было предпринято в некоторых моих предыдущих книгах, например, в «Тайнах Вселенной» (М., 1998) и «Загадках Урала и Сибири» (М., 2000). Примененная в них методология используется и в настоящей книге, в чем, пожалуй, и состоит одно из главных отличий ее от любых других исследований на аналогичную тему. Возможно, получившаяся при этом картина покажется многим вычурной и экстравагантной, а применяемая методология — неправомочной. Перед скептиками и критиками я не намерен оправдываться. Ибо действовал так, как мне подсказывала… Вот здесь-то как раз и следует поразмыслить: что или кто подсказывал мне искомое решение. Раньше говорили — интуиция. Я тоже собирался употребить именно данное понятие, наперед зная, что оно неточно. Под интуицией всегда понимались познавательные явления и открытия, которые наука и философия не могли вразумительно объяснить. Но теперь-то мы в состоянии это сделать — хотя бы в общих чертах. Ноосферный подход в корне отличен от обычного текстологического: он позволяет постичь не букву, а дух (в этом известном афоризме, давно ставшем поговоркой, сокрыт не метафорический — прямой смысл).

Ноосфера сама подсказывает правильный путь в лабиринтах научного поиска. Русские же летописи предоставляют благодатное поле для его археографического и эвристического применения. Летописные тексты просто перенасыщены описанием всякого рода знамений и так называемых чудесных явлений, которые при внимательном и непредвзятом рассмотрении оказываются типичными ноосферными сигналами. Летописи же беспристрастно свидетельствуют о связи таких феноменов с зафиксированными на тех же страницах историческими фактами и событиями. Являются ли они в таком случае, что называется, предопределенными некоторыми космическими закономерностями? В этом и предстоит разобраться. Отсюда 3-я загадка летописей — их ноосферное содержание, суть и направленность. А так как подобный подход в анализе собственно летописных известий до сих пор не применялся, стоит именно во вступительной части книги повторить то, что ранее освещалось в других моих работах.

Понятие ноосферы (от греч. noos — «ум», «разум» + сфера) прочно вошло в арсенал современной науки, явилось впечатляющим достижением философской мысли, однако его содержание по сей день остается расплывчатым. В России данный термин утвердился благодаря авторитету Владимира Ивановича Вернадского (1863–1945), хотя сам научный неологизм был впервые введен во Франции философами Эдуаром Леруа (1870–1954) и Тейяром де Шарденом (1881–1955), с которыми российский академик познакомился и активно общался во время научной командировки в Париж в 1922–1925 годах. Сходные идеи формулировал также о. Павел Флоренский (1882–1937) в концепции пневматосферы, где упор делался не столько на разум,