Русь Летописная

восторжествовать Благодать, которая и есть сама Истина. Она — для всех народов Земли и для каждого человека. С появлением Нового Завета заканчивается рабство и открывается путь к Истине и Свободе.

Любопытна мысль русского автора о том, что язычество достаточно открыто для Истины, и поэтому язычники русы безболезненно перешли от идолов к православию. Далее (условно во второй части) говорится о принятии христианства на Руси, значении этого события для мира и для самих русских. Очень аккуратно и дипломатично Иларион, подчеркивая всемерно роль и величие православного Константинополя, тем не менее говорит о самостоянии и независимости Киевского государства. У молодого государства еще впереди все подвиги во славу Христа. Эта тема звучит оптимистично и изложена необычайно ярко. Вообще язык «Слова о законе и благодати» удивительно образный. Не может быть того, что он родился только в этом творении. Это — язык зрелого художника и оратора.

Далее в «Слове о законе и благодати» следует похвала князю Владимиру — крестителю Руси:

«Хвалит же гласом хваления Римская страна Петра и Пав., коими приведена к вере в Иисуса Христа, Сына Божия, <восхваляют> Асия, Ефес и Патмос Иоанна Богослова, Индия — Фому, Египет — Марка. Все страны, грады и народы чтут и славят каждые своего учителя, коим научены православной вере. Восхвалим же и мы — по немощи нашей <хотя бы и> малыми похвалами — свершившего великие и чудные деяния учителя и наставника нашего, великого князя земли нашей Владимира, внука древнего Игоря, сына же славного Святослава, которые, во дни свои властвуя, мужеством и храбростью известны были во многих странах, победы и могущество их воспоминаются и прославляются поныне. Ведь владычествовали они не в безвестной и худой земле, но в <земле> Русской, что ведома во всех наслышанных о ней четырех концах земли.

Сей славный, будучи рожден от славных, благородный — от благородных, князь наш Владимир и возрос, и укрепился, младенчество оставив, и паче возмужал, в крепости и силе совершаясь и в мужестве и мудрости преуспевая. И самодержцем стал своей земли, покорив себе окружные народы, одни — миром, а непокорные — мечом.

И когда во дни свои так жил он и справедливо, с твердостью и мудростью пас землю свою, посетил его посещением своим Всевышний, призрело на него всемилостивое око преблагого Бога. И воссиял в сердце его <свет> ведения, чтобы познать ему суету идольского прельщения и взыскать единого Бога, сотворившего все видимое и невидимое».

Далее Иларион обращается непосредственно к Ярославу Мудрому, нареченному в святом крещении Георгием, который находился тут же перед вдохновенным оратором и внимал каждому его слову:

«Доброе же весьма и верное свидетельство <тому> — и сын твой Георгий, которого соделал Господь преемником власти твоей по тебе, не нарушающим уставов твоих, но утверждающим, не сокращающим учреждений твоего благоверия, но более прилагающим, не разрушающим, но созидающим. Недоконченное тобою он докончил, как Соломон — <предпринятое> Давидом. Он создал дом Божий, великий и святой, <церковь> Премудрости его, — в святость и освящение граду твоему, — украсив ее всякою красотою: и золотом, и серебром, и драгоценными каменьями, и дорогими сосудами. И церковь эта вызывает удивление и восхищение во всех окрестных народах, ибо вряд ли найдется иная такая во всей полунощной стране с востока до запада.

И славный град твой Киев он окружил величием, как венцом, и народ твой и град святой предал <в покровительство> скорой помощнице христианам Пресвятой и Преславной Богородице, которой на Великих вратах и церковь воздвиг во имя первого Господского праздника — святого Благовещения, чтобы приветствие, возвещенное архангелом Деве, прилагалось и к граду сему. И если той <возвещено было>: „Радуйся, благодатная! Господь с тобою!“, то граду: „Радуйся, град православный! Господь с тобою!“

Восстань, о честная глава, из гроба твоего! Востань, отряси сон! Ибо не умер ты, но спишь до всеобщего восстания. Востань, не умер ты! Не надлежало умереть тебе, уверовавшему во Христа, <который есть> жизнь, дарованная всему миру. Отряси сон <свой>, возведи взор и узришь, что Господь, таких почестей сподобив тебя там, <на небесах>, и на земле не без памяти оставил в сыне твоем. Восстань, посмотри на чадо свое, Георгия, посмотри на возлюбленного своего, посмотри на того, что Господь извел от чресл твоих, посмотри на украшающего престол земли твоей — и возрадуйся и возвеселись!

Посмотри же и на благоверную сноху твою Ирину, посмотри на внуков твоих и правнуков; как они живут, как хранимы Господом, как соблюдают правую веру, данную <им> тобой, как прилежат к святым церквам, как славят Христа, как поклоняются имени его.

Посмотри же и на град <твой>, величием сияющий, посмотри на церкви процветающие, посмотри на христианство возрастающее, посмотри на град, иконами святых блистающий и <ими> освящаемый, фимиамом благоухающий, славословиями божественными <исполненный> и песнопениями святыми оглашаемый. И, все это видев, возрадуйся и возвеселись и восхвали преблагого Бога, устроителя всего!»

(Перевод диакона Андрея Юрченко)

Как ни парадоксально, о дальнейшей судьбе первого русского митрополита Илариона ничего не известно. На страницах летописей имя его больше не появляется — ни в какой связи. Странно, не правда ли? Прямо наваждение какое-то! Иларион — фигура воистину Дантова масштаба: первый русский митрополит, первый русский писатель и философ, выдающийся общественный деятель, сподвижник Ярослава Мудрого, надежная опора всех его славных дел и начинаний, он вдруг оказался изгнанным, вычеркнутым со всех летописных страниц. Просто так сие произойти не могло. Значит, было сделано умышленно. Перед нами почти что детективная история. Но она отчетливо читается между строк — тех самых летописных строк, которые были тщательно вымараны и выскоблены последующими «правщиками».

Что же произошло? Дабы понять это, необходимо вспомнить рассказ летописи о том, что Иларион был первым, кто вырыл пещерку на месте будущего Печерского монастыря. Став митрополитом, он продолжал — и не так уж редко — посещать место своих уединенных молитв. Но вот через некоторое время, а именно в 1054 году, Ярослав Мудрый умирает. Иларион лишается могучего покровителя и в результате политических и церковных интриг вынужден оставить митрополичью кафедру. С тех пор о нем ни слуху, ни духу — ни на страницах летописи, ни в церковных анналах.

Ситуация примерно такая же, как если бы сегодня вдруг неожиданно исчез неведомо куда Патриарх всея Руси или Папа Римский. Куда же он мог деться? Ломать голову особенно не приходится: Иларион ушел в монастырь, начало коему сам же и положил, и принял постриг, получив при этом, как и подобает, новое иноческое имя. И в самом деле — именно в это самое время среди братии Киево-Печерского монастыря появляется новое лицо — мних Никон, ставший выдающимся деятелем отечественной истории, настолько выдающимся, что получил прозвание Никона Великого. С 1078 года и до самой смерти, последовавшей в 1088 году, Никон был игуменом Киево-Печерского монастыря. Все это вместе взятое и дало основание выдающемуся ученику академика А.А. Шахматова Михаилу Дмитриевичу Приселкову (1881–1941) выдвинуть вполне приемлемую гипотезу: под именем Никона скрывается таинственным образом исчезнувший со страниц летописей Иларион.

Но и это еще не все. Задолго до Приселкова сам Шахматов путем скрупулезного текстологического анализа и сопоставления фактов установил, что Никон-Иларион является также и автором Начального летописного свода, составленного примерно в 1073 году (с учетом уже существовавшего древнейшего свода 1037 года) и использованного Нестором при написании «Повести временных лет». Собственно, Никон — главный идейный вдохновитель Нестора — с полным основанием может считаться соавтором Начальной русской летописи. Гипотеза Шахматова считается общепризнанной. За девяносто лет своего существования она была подкреплена дополнительными аргументами. Д.С. Лихачев считал, что многие недоступные ему сведения — особенно касающиеся новгородских событий (в частности, эпизод «призвания варягов») — Никон-Иларион узнал в 1064 году от боярина Вышаты в Тмутаракани, где оба оказались в качестве изгнанников.