О летописной и писательской деятельности Никона-Илариона сохранились сведения и в «Житии Феодосия Печерского» (автором коего, кстати, также был Нестор), где рассказано, как «многажды» бывало: сидит, дескать, Никон и «делает книги», а рядом Феодосий «прядет нити, еже на потребу таковому делу». Можно только гадать, какие исторические материалы передал Нестору его наставник. Не приходится сомневаться, однако: это были тексты высочайшей пробы — на уровне «Слова о законе и благодати». И думается, включали они не одно лишь сухое изложение фактов, но также их оценки. Кроме того — характеристику главных действующих лиц на авансцене русской истории. Не требуется особого воображения, чтобы представить: отечественные «сравнительные жизнеописания» в значительной своей части оказались полемичными, политически заостренными и нелицеприятными для многих героев летописи.
Стоит ли после этого удивляться, что именно Иларионовы тексты выбросили из «Повести временных лет» в первую очередь при ближайшей же великокняжеской ревизии и тщательном «редактировании». Опальный автор был еще жив, но разве имел он хоть малейшую возможность предотвратить издевательство над летописью, зияющей ныне, точно пустыми глазницами, следами инквизиторской деятельности великокняжеских «правщиков» (о причинах — в следующей главе). Невозможно согласиться со странным мнением: будто бы летописные пустоты появились, дескать, оттого, что в «пустые лета» ничего не происходило, и летописцам нечего было записать под соответствующими годами. Да нет же! Вовсе не так все складывалось! Перед нами незаживающие раны, оставленные живодерами-цензорами. Точно кладбищенские надгробия, напоминают они последующим поколениям: «Смотрите, здесь погребена русская история…»
Глава 3
«МИНУВШЕЕ ПРОХОДИТ ПРЕДО МНОЮ…»
…А все перед лампадой
Старик сидит да пишет — и дремотой,
Знать, во всю ночь он не смыкал очей.
Следует четко различать время жизни и творчества Нестора-летописца и те стародавние времена, которые отстоят от времени создания его бессмертного труда на многие века, а то и тысячелетия (о чем говорилось в предыдущих главах). Конкретная дата предположительного рождения автора «Повести временных лет» интересна сама по себе: ведь она имеется и в самом Несторовом труде. Правда, на этом месте, как рваная рана, зияет лакуна. Но ведь и она говорит сама за себя: кому-то было очень нужно изъять и уничтожить все, что начертало там перо черноризца. А в том, что под 1056 годом (летом 6564-м) имелась определенная информация, сомневаться особенно не приходится. Просто человеческая природа такова: не мог никак Нестор пропустить год собственного рождения, не вспомнить или не расспросить о событиях, которые совпали с его появлением на свет. Нет, про себя, безусловно, он писать ничего не стал, но и того, что свершилось в тот год, пропустить никак не мог. Поскольку же статья оказалась вычищенной, постольку есть все основания предположить: сделанная запись имела отнюдь не нейтральное содержание.
Зато многие последующие события Нестору довелось увидеть уже собственными глазами, а в некоторых из них, быть может, даже и поучаствовать. Если же и нет, то вокруг имелось великое множество очевидцев. Как бы то ни было, жизнь в «век Нестора» (впрочем, как и в предыдущий и последующий) концентрировалась вокруг Киева. И все три века «мать русских городов» походила на растревоженный улей, а если уж быть совсем точным — на разворошенное осиное гнездо. Князья беспрерывно враждовали между собой и, если представлялась хоть малейшая возможность, любыми способами отправляли друг друга к праотцам; народ, как всегда, страдал, периодически бунтовал и при каждом удобном случае подчистую грабил тех, кого на данный момент считал виновником собственных бед. Закордонный враг тоже не дремал: хотя до татаромонгольского нашествия было еще далеко, на ослабленную внутренними раздорами Русь непрерывными волнами вперемежку с налетами всепожирающей саранчи накатывались не менее ненасытные хазары, печенеги и половцы с юго-востока, а ляхи (поляки) и угры (венгры) с запада. Дряхлеющая Византия тоже не забывала своих православных братьев, посылая в Киев не только священные книги, послов и митрополитов, но и тучу лазутчиков, политических интриганов и профессиональных умельцев по части заказных убийств и отравлений заморскими ядами.
Нестору не исполнилось еще и пяти лет, когда впервые на Русскую землю обрушилась доселе неведомая и невиданная сила — половцы, тюрки-кочевники — по происхождению, языку, степным обычаям, шаманским верованиям и грабительскому менталитету. Более полутора веков им предстоит терзать Русь, пока их самих наголову не разгромит в Диком поле другая, татаромонгольская орда, прежде чем обрушиться потом всей своей мощью на ничего не подозревающие русские княжества (но это случится в 1237 году).
Для Нестора же и его летописных преемников отражение половецких набегов становится отныне одной из важнейших тем, сопряженных с ходом русской истории. Важной, но не главной — ибо в центре внимания летописца-патриота по-прежнему остается судьба Русской земли, неотделимая от процессов мировой истории. По существу, Нестор — не только первый русский историк, но одновременно и первый русский философ, который вписывает события отечественной истории в глобальный исторический процесс в библейском контексте мира и человека.
Но Нестор еще и первый идеолог славянофильства и панславизма, равного которому не было ни до, ни после. Славянская история полна загадок, белых пятен и нерешенных проблем. Письменных источников, касающихся происхождения этой мощной ветви общеиндоевропейского древа, почти не сохранилось, что дало основание крупнейшему чешскому слависту Любору Нидерле (1865–1944) еще сравнительно недавно утверждать:
Сказанное — вовсе не преувеличение. Действительно, из всех историков прошлого лишь один автор «Повести временных лет» был озабочен судьбой славянства как единого целого. Но такое вселенское видение мировой истории сформировалось не сразу, а после суровой многолетней жизни, проведенной в Киево-Печерском монастыре. Нестор явился туда и был пострижен в иноки 17-летним юношей. Уже не было в живых основателя пещерного монастыря преподобного Антония (рис. 104). Будущего летописца принял его преемник — игумен Стефан, он, видимо, осуществил и постриг, присвоив неофиту монашеское имя (как звали «отца русской истории» в миру, осталось тайной).
Рис. 104. Антоний Печерский. Художник И. Сайко
В те времена на территории нынешней Киево-Печерской лавры не было еще ни одного строения; первую церковь заложили лишь спустя десять лет после пострижения Нестора. Монахи жили в глубоких ими
