хорошо.
— Спасибо.
— Вот и оставайся человеком, — рассмеялся газур. — Наследника севера хранитель Боу уже, видимо, нашел, а с человеком Кридом даже газур может дружить. С королем же — только договариваться, обмениваться враньем и сосуществовать. Я хотел бы дружить с Кридом.
— Охотно, — буркнул принц, смущенный похвалой. — Думаю, наследник вам тоже понравится.
— О-о, ты не можешь знать того, что не сказано вслух, — возмутился газур.
— Заподозрил с первого же момента и уверен, что прав, — гордо сообщил Крид. — Хорошее будет положение у меня в качестве всеобщего приятеля.
Газур с интересом прищурился, но промолчал.
Он прекрасно видел, что Уло сзади очень сосредоточен, а Крид идет рядом с Онэи и внимательно смотрит по сторонам. Он был благодарен своему новому другу за его настороженность. Может, стражи и сирена правы, готовясь заслонить и спасти газура любой ценой, — это соответствует интересам Древа. Но Яоол совершенно не желал мириться с угрозой жизни и здоровью Онэи.
До домика гостей добрались без приключений. Уло закрыл дверь, задвинул засов и вздохнул с облегчением: еще один день прошел. Страж знал, что араави уничтожил жезлы и оттого Гооз теперь силен почти неодолимо. Уло с уважением смотрел на внешне беспечного газура. Иной засел бы во дворце и выбрал в союзники самого сильного — то есть в данном случае Гооза, — хотя бы ради собственной шкуры. А этот старается для Древа, которое и сам Уло мысленно ставит выше обожаемого храма.
Яоол уселся к столу, благодушно наблюдая суету Тэии. Ему давно надоели дворцовые слуги. Ничего не делается искренне, а у маленькой оримэо любая еда кажется вкусной. Впрочем, точно любая. На стол газура жена Уло собрала все лучшее, что нашлось в крепости. И теперь сидела, радовалась, что смогла угодить, и приглядывалась, изучая вкусы каждого гостя. Яоол мечтательно улыбнулся. Ему бы этого Уло выторговать у владыки, сменив ваура охраны дворца… А его жену пристроить к службе развлечений, которая удручающе скучна. Учитывает этикет и вкусы двора больше, нежели его, правителя, невысказанные пожелания. «Они и на высказанные не сразу реагируют», — вздохнул Яоол. Приходится грозить акулами…
Тэии пошепталась с сиреной и ушла, поклонившись и пожелав спокойного сна. Онэи передала услышанное: для нее и газура тоже готовы комнаты, прямо в этом строении. Уло кивнул и покинул гостей, устроившись в небольшой прихожей. Он страж, там ему удобнее и спокойнее.
Утром все та же Тэии пригласила на завтрак. В знакомом зале их ждал стол, уставленный блюдами. Возле почетного места, отведенного для газура, лежал листок с рассказом сирены острова Поути. Боу сидел в угловом затененном кресле и сосредоточенно учил больную руку брать второй, очень похожий, листок. Рука не слушалась, хранитель морщился от боли и недовольства и повторял движение снова. Он уже позавтракал и выглядел бодрым, отдохнувшим, подтянутым. Привстал, поклонился вошедшим и вернулся к своему занятию.
— Уважаемый Боу не нуждается в сне? — восхитился газур.
— Я отдыхаю душой, когда важная работа исполнена хорошо, — поклонился тот, отмечая похвалу. — Сирена охотно говорил и сообщил много важного. Ваше пожелание он исполнил со всем усердием. Я приказал накормить его и разместить в одной из комнат до вашего распоряжения.
— Ваш второй…
— Младший хранитель ждет за дверью.
— Как араави набирает людей? — вздохнул газур с отчетливой завистью в голосе. — Так и хочется переманить всех. Вас, Боу, особенно.
— Спасибо. Звать?
— Да.
Юноша вежливо поклонился и неуверенно сел, это указание Боу повторил ему дважды. Вошедший робел и смущался. Поведение его великолепия так не похоже на предписанное этикетом, и оттого сложно под него подстроиться. Особенно молодому исполнительному жителю Древа, воспитанному в неукоснительном преклонении перед высшей властью. Недосягаемое солнце, повелитель газур, может сиять, сжигать, отворачиваться и погружать мир во мрак. Но сидеть, шептаться, посмеиваться и чистить креветок? Да еще не себе, а сирене… Крамольная мысль о том, что газур, как выяснилось, тоже человек, рисовалась на лице младшего хранителя до смешного отчетливо.
— Повелитель Яоол желал бы знать все об отступнике. Только правду! — строго сообщил Боу.
Младший хранитель вздохнул и стал говорить. Он иногда запинался и смолкал. Как можно сказать хорошее о враге? Но и чернить бывшего друга — пристало ли ему, служителю храма?
Сирена Пэи родился на Поути. Его отец, нищий рыбак, кое-как накопил достаточные средства, чтобы перебраться с малых островов на берег самого зура. Верхушка наиболее массивной башни крепости наместника южных островов кроны Древа была видна в хорошую погоду с холма за прибрежным поселением. Благополучие удачливого рыбака на новом месте быстро росло. Первый сын тоже подрастал вполне толковым, и главе семьи показалось, что он уже накопил денег не только на вторую лодку, но и на второго ребенка.
Морские боги решили наказать его за гордыню. Уловы стали ничтожны, косяки рыбы ушли от берегов Древа, а жена родила двойню. Слуги зура пришли, взяли новую лодку в оплату одного из детей, а второму надели на шею кошель неоткупленного.
Мальчик накрепко запомнил нищету, вечный голод и одиночество. Даже маленькие дети в поселке знали об участи неоткупленных и презирали их. А собственный брат-близнец потешался больше прочих: ему судьба дала свободу и право смотреть свысока. В восемь лет поводы для радости и гордости иссякли: заморыша со всеми его синяками и ушибами выбрал храм, разглядев каплю божью. Отец заболел, подошло время уплаты податей — и кошель откупа повис на шее насмешника. А вместе с тем — одиночество, побои и, наконец, поездка на берег, откуда не возвращаются.
Когда сирена Пэи окончил обучение, ему дозволили ненадолго посетить родной дом, к тому времени опустевший и обветшалый. Старший брат погиб в море, родители вконец обеднели и снова вернулись на малые острова. Будущий сторонник Гооза просил наставника о милости, еще не поздно было выкупить брата-близнеца и вернуть родителям надежду на достойную жизнь. Пэи отказали.
— Знаю, памятная была история, как же, — усмехнулся Боу. — Мальчишка переплавил и продал золотой знак сирены, ракушку, которую следует носить на шее, никогда не снимая. Лодку купил, брата вернул домой. Наставник собирался казнить его за нарушение правил, а всю семью отослал на берег неоткупленных. Парнишка вышел из себя и такого наворотил! Как еще все живы остались… Дюжина стражей лечилась в главном храме.
— И наставник лечился? — с интересом уточнил газур.
— Нет, — брезгливо передернул плечами Боу. — Я порезал ему связки и отправил таскать кошель откупа вместо семьи нашего малолетнего плавильщика золота. Спрашивал малыша — почему не дал знать старшим, почему не пробовал дойти до араави Граата? Пэи смотрел в пол и молчал. Всегда молчал, ну что с ним делать! Зато там я нашел моего ученика, этот-то не молчал. Если бы не его упорство, наставник сгноил бы Пэи.
Второй хранитель вздохнул и продолжил рассказ. Он удостоился редкой чести — уехал через полгода в столицу, а приятель остался на Поути. Жену себе Пэи нашел на берегу неоткупленных, когда забирал оттуда семью. Совсем девчонка была, сирена забрал ее из благодарности, выплатив жалкие медяки. Будущая жена Пэи долго ходила за его больной мамой на страшном берегу. Делилась скудной пищей. Это было двенадцать лет назад. Как дальше сложилась жизнь бывшего приятеля, хранитель не знал. Поколебавшись, он нехотя добавил: тот не простил храму жестокости наставника к его семье. И вмешательство Боу ничуть не изменило к лучшему уже твердо устоявшееся отношение.
Газур кивнул, тронул пальцами листок и попросил главного хранителя рассказать на словах, что ночью вспомнил пленник. Боу прикрыл глаза, жестом отпустил ученика и заговорил неторопливо, иногда морщась. Растревоженная рука снова мучительно болела, а отдыха ей не давали.
Сирена Пэи действительно не простил храму обид. Когда Гооз предложил ему попытаться изменить порядок на островах, охотно согласился. Он видел в жизни не так много хорошего, чтобы жалеть других. Пэи счел, что если жертвы неизбежны, их можно и нужно принести.
