- Почем мне знать? Руки у него на ощупку помягчели, мозоли имелися туточки и здеся, - пожевал губами Томас. - Ан трону - нет их! Себе не верю, в другорядь руку поймаю, на месте, но не те... Гух-то куда ушел? Привел из пещер в дом, бросил, как неродного. Уж сколь я ему про породу-то втолковывал, сколь ума вкладывал! Все, что от батюшки покойного перенял, все как есть...
- Болеет он, - выбрал ответ Магур. - Сидеть с ним надо. Сейчас проводят, все уладится, не стоит переживать. В молодости у Маттио глаза какие были? Карие?
- Серые, первый муж Лючии-то, он урожденный сакр, вон как... Через то, значится, нас и невзлюбили на том берегу, как батюшка сказывал. Вера у сакров и тагоррицев чуток разная, не у всяких, но уж надежно я не припомню... Одно ведаю: бог есть! Десять годков минуло, почитай, как я брата в покойники зачислил. В зиму он занемог. Но выправился, сдюжил. Сюда мене перевез. С Гухом-то что? Простыл? Шибко в пещерах дует, камни аж льдом жгут спину.
- Простыл, - не стал спорить Магур. - У меня дома лежит. Плохо ему там одному.
- Так я пойду, - старик нащупал тарелку с батаром и поудобнее перехватил, не намереваясь оставлять сладкое на столе. - Пойду, угощу... Вы вон ведь - вожди, люди важные, вас все слушают. Меду бы мальчонке отжалели, а?
Томас встал, с надеждой оглядел махигов, вздохнул и зашаркал к двери, провожаемый теми же воинами, которые его и привели. Даргуш дождался, пока дверь закроется. Ссутулился и глянул на отца.
- Ты ушел осенью, и все стало рушиться. Не получается из меня вождь, так? Я верил Маттио, а душу Джанори не рассмотрел вполне точно. Я слышал о решении магиоров признать бледных обладающими обеими душами и равными людям зеленого мира, но не решился принять стариков с улиц Черного ельника, когда они хотели явиться все и поговорить... У меня нет сил и дальше делать вид, что я спокоен и знаю, что нам всем следует делать.
Магур задумчиво повел плечами, улыбнулся жене вождя, тихо поставившей на стол новое угощение. Лицо Юити было серым и пустым, словно после исчезновения сына иссякла вся жизнь и угас свет... Пожилой махиг поймал дочь за руку и усадил рядом, гладя по плечу и обнимая.
- Ты лучший вождь за долгие времена, именно поэтому моя дочь верит в тебя и не отчаялась даже теперь, когда Чар в беде, - заверил Магур приемного сына. - Вы зимовали сытно и спокойно, не переводя зверя в округе и даже не тревожа выстрелами лишний раз. Тебя уважают бледные и смуглые. Безобразное поведение Чара по весне вспыльчивые магиоры и самые яростные миролюбцы на всю степь - хакка - простили ему в том числе ради тебя, это безусловно... Ты не потерял голову, когда загорелся мой дом и когда принесли весть о возможной гибели Чара. И сейчас ты все делаешь правильно. Вождям часто не хватает сил, Дар. Иногда это тоже не вредно признавать. Тебе даже полезно, хватит пытаться взваливать на плечи все беды народа леса. Позволь людям принять участие в общем деле и подставить плечо. А Чар... Он жив и с ним все будет хорошо, я уверен. Потому что желая погубить его, погубили бы сразу. Оставив в живых, попробуют сделать нас послушными. И это тоже ошибка. - Темные глаза Магура на миг блеснули синеватым отсветом огня. - Прежде мы и мысли не имели посетить тот берег. Разве что Сидящий Бизон рычал и жаловался. Не утрать он зрение, мало ли, как все сложилось бы после первой войны. Он ведь полагал Ичиву братом. А нам ли с тобой не знать, насколько миролюбие хакка подобно покою валуна на краю пропасти.
- Мы не умеем строить корабли, - признал со вздохом Даргуш. - Я сказал Сагийяри сгоряча...
- Многое важное говорится сгоряча, - не оспорил Магур. - Нам, кажется, не оставили выбора. Они тоже знают, что мы не умеем строить, что мы дикие и что нас мало. Только люди моря не предполагали, что у нас есть взрослая мавиви, оберегаемая двумя ранва. Что осознал себя сполна Джанори, для способностей которого пока нет даже верного названия ни в одном известном нам наречии и языке. Наконец, у нас есть старый Альдо, чей папа был корабельным мастером. Бледные так и не поняли главного: нас надо просто оставить в покое. Значит, мы объясним им истину еще раз. Убедительно.
Вождь попробовал улыбнуться, глядя в действительно спокойные и темные глаза названого отца, утратившие отблеск внутреннего огня. Подумал, что сегодня уже не добавит к сделанному ничего толкового. Бранд-пажи сидят в комнате Ичивари и с прежним упорством перебирают листки подсохшей бумаги, разыскивая все записи с упоминанием слов, перечисленных в специальном списке. Мавиви спит, Джанори то ли спит, то ли бредит. Охотники проверяют след, наверняка уводящий в море... Альдо просматривает старые книги, Банвас уже набрал людей и конопатит пожарную бочку, радуясь полезному занятию и заодно удобному поводу звучно выместить накопившееся раздражение. Все при деле. И ему, Даргушу, пора заняться своей семьей, оставив ненадолго большие беды. Вождь обнял жену и унес во внутренние комнаты, успокаивать, уговаривать и выслушивать...
Утром в доме вождя первым проснулся Гимба: задолго до рассвета могучий хакка завозился на полу в комнате больного, порыкивая и сердито растирая затылок. Головную боль, сдавившую виски подобно крепчайшему стальному обручу, хакка счел поводом для посещения кладовой и кухни. В круглой голове магиора даже не возникла идея отлежаться или громко пожаловаться задремавшей травнице, тем её разбудив, чтобы сразу и попросить о лечении...
Когда жена вождя спустилась из спальни, отдохнувшая и даже чуть успокоившаяся, убедившая себя, что Чар жив, её - недоумевающую от странности происходящего хозяйку дома - усадили за стол и обеспечили тарелкой с завтракам. Хлопотал и уговаривал не терять веру в хорошее сам Джанори: он проснулся очень рано и, судя по его виду, в полном здравии. Угощал и раставлял посуду Банвас, доставивший гратио в дом вождя и теперь усердно помогающий Гимбе. Хакка со всем своим несокрушими миролюбим распоряжался на захваченной без боя кухне и не желал покидать её.
- Забористая штука - лечение, - рокотал Гимба, нарезая мясо толстыми ломтями. - Племя чапиччави, они на самом юге живут, вы их, пожалуй, и не знаете толком... Так эти чаппичави привозят на торг лучший перец. Но даже объевшись его давно, в детстве, я так не полыхал. Всю ночь во сне я, обливаясь потом, затаптывал пожар в степи. Проснулся утомленный и голодный, совсем голодный. Я сказал себе: Гимба, ты едва жив, срочно проверь, есть ли у махигов хоть один мешок батара. А лучше - ищи сразу мясо. Сочный большой кусок. Вот такой хотя бы... Хозяйка, один взгляд на запасы вашей кладовой исцелил мою больную голову! В специях, подкопченное, целебнейший запах. И вид, и, конечно же, вкус!
Хакка закончил резать кухонным ножом свежесваренное мясо, обхватил бедренную кость и без усилия переместил четверть копченой туши оленя на главный стол. Лязгнул боевым ножом, вынимая его из ножен при поясе. Приступил к нарезке этой добычи, продолжая шумно хвалить кухню, мясо, дом в целом и его хозяйку в особенности. Слушателей набиралось все больше: пришел и сел к столу вождь, затем появился Магур, чуть позже с сомнением заглянул единственный махиг, именуемый в университете профессором - Сагийари. Банвас поставил на огонь новый большой котел, уже для приготовления травяного отвара.
Жена вождя украдкой вздохнула и согнала из уголка глаза слезинку, нагнулась над тарелкой ниже, надеясь, что никто не заметит.
- Да жив он, - возмущенно рявкнул Гимба. - Гадость этот степной пожар, приснится ведь такое! Но кроме огня я видел друга Чара. Он был сыт, он ел мясо и хлеб, я даже разозлился: он сыт, а я изнемогаю! И от злости я проснулся.
- Что ты видел, а что придумал, разбирать не стану, - вздохнул гратио. - Но Чар действительно жив, я не ощущаю в лесу присутствия смерти. Увы, Чара я тоже не слышу. Я проснулся и голова моя болела так, - чуть улыбнулся Джанори, - словно и я гасил степь и надышался дымом. С тех пор стало чуть легче, но зудение не прекращается. Зачем мне знать так много? Там, в Черном ельнике, бледные радуются обретению права быть людьми леса. А там, - гратио неопределенно махнул на запад, - охотники дошли до берега и полны отчаяния, значит, корабль уже ушел, скрылся вдали. По тракту на север идут воины и ведут пленных, я вижу злость всех оттенков и знаю, что скована она прочно и кровью не обернется... Всюду люди, и я оказываюсь втянут в переживания каждого, как в водоворот, стоит уделить ростку его мыслей хоть малое внимание. Гимба, как полагаешь, это лечится приемом перца?
- После перца уже не уделишь внимания никому, - обнадежил хакка. - Разве что - у него имеется сметана... холодная, много. Еще помогает лук. - Гимба нахмурился и обернулся к вождю, двигая блюдо с нарезанным мясом в его сторону. - Шеула скоро очнется, я чувствую. Все мы отдохнули и все готовы к делу. С чего начнем? Пора уже делать дело. Потому что Чар цел и даже здоров, я верю и я даже, пожалуй, знаю...
