бывает. Перед поворотом я бросил прощальный взгляд на место происшествия, и мне, уж не знаю, к месту или нет, вспомнился старый анекдот.
Тот, где деревенская бабка в финале говорит встреченному в лесочке мужику:
— Как я узнала, что ты американский шпион, говоришь? Так у нас на Вологодчине негры сроду не водились!
Глава 3
О странствиях ночных,
в которых главный герой оказывается на высоте.
Знаете, какой самый лучший нож для выживания?
Сто раз высмеянный в байках и анекдотах 'викс', а конкретно — Victorinox Work Champ. Тут, по мнению многих, я должен торопливо заёрзать: типа, не, ребята, я с вами! Я только имел в виду, что сурьёзный ножик — впереди всех, а уж этот в придачу!
Не буду. Ибо сейчас всё обстоит ровно наоборот. Я с лёгкостью променяю свой поясной на 'чампа', жаль, никто не предлагает.
А всё дело в том, что поясной нож' — охотничий, туристический или этнический — всегда есть лишь часть какой-либо системы жизнеобеспечения. А у меня её просто нет, никакой. Первые два типа из перечисленных ножей подразумевают систему 'дискретно полевую, с базированием в городе': поохотился, потуриствовал ты тройку дней, — и в люлю, в тепло и комфорт ванных комнат, стерильных квартир. Там и поправишься, а до того времени — потерпишь. Последний же тип, этнический, — часть системы национальной, в которой задействован целый комплекс; что не сделаешь ножом, то сделаешь другим инструментом, либо и делать ничего не нужно, вопросы по-другому решаются… Хорошо знакомую и даже привычную мне 'этническую северную систему' я тут выстроить не могу — несоответствие среды. В город на передышку вернуться — нет вариантов.
А один поясной систему жизнеобеспечения не создаёт.
Дайте 'викс', старшенький в линейке, Писатели! Никак без него.
Посадил ты занозу, да не одну. Как их вытаскивать? Вострым булатным лезвием руку пластать? Все пальцы в заусенцах, кожа трескается — сказывается акклиматизация, переключение на другие группы природных витаминов. А ведь я из 'поля' в 'поле' прыгнул! Как же несладко придётся тем, что прямо из городской хаты сюда выпали. С ещё белыми нежными ручками… В любимом 'чампе' ножнички — отменные, заусенцы убирают успешно. Пинцетик с точёными краями, занозу цепляет уверенно.
Руки беречь надо. Про ноги часто вспоминают в иллюстрированных книжках, про руки — тишина. Писатели все такие.
Пила — зверь, я ей десятисантиметровую березку аккуратненько перепилю быстрей, чем вы любым ножиком малого или среднего размера срубите.
Вот если бы у меня избёнка инструментов была укомплектована… Не укомплектована.
В 'чампе' часовая отвёрточка есть. А у меня нет, не могу найденные часики вскрыть. Найду что-то техногенное, так ни открутить, ни отрезать — нет отвёрток, пилы по металлу и кусачек. Шила тоже нет, разве что гвоздь варварски вытянуть из стены гостеприимной хижины… При этом я отлично понимаю: вот сделаю 'виксом' то, что мне надо, и тут же успокоюсь, пойду анекдоты про него сочинять, — так уж человек устроен.
Добытый ствол я почистил.
Гильзы спрятал в рюкзак, кто знает, что там дальше будет с припасом. Раскислять засохший застарелый нагар, кроме как любимой зольной водичкой, мне нечем. Потом маслицем протёр, подумал. Надо бы проверить пушку. А как её проверишь без расхода патронов? Последних — всего двадцать штук в погребах. Решил я потратить два пулевых, дробь сберегу. Пули Бреннеке, убойные, хоть на медведя. А я их в воздух…
Отдача приличная, руку толкает будь здоров, но терпимо, ожидал худшего. Дальше пятнадцати метров стрелять не рекомендуется. Выхватывается, после тренировки, гладко, легко. Дурь ситуации заключается в том, что мне приходится таскать все три ствола, точнее — три 'недоствола'. Хотя, жаловаться мне грех, кто его знает, может быть и так, что в этом мире огнестрел вообще в жутком дефиците, и я, на фоне остальных — реально 'вооружён до зубов'.
Семь вечера, уже темнеет.
В 'ночное' я взял маленький рюкзачок, трофейный — модный девайс для 'куршавелей', серо-чёрного цвета с ядовито-жёлтой надписью 'Salomon'. Внутрь положил патроны, немного еды, флягу, наполненную ещё горячим чаем, и основную куртку, вдруг похолодает. Остальное распихал по карманам, и вышел на улицу. Дверь закрыл на засов. Нет у меня замка, поставлю примитивную 'секретку'-индикатор. Двери закрываются, как влитые, ни щелочки, петли не проседают, толкать-колотить не надо. Сделано образцово, как и всё в этом чудном доме — ох, и нравится он мне!
Просеку прошёл быстро. Вообще все расстояния мне теперь кажутся плёвыми, сказывается узнавание местности. Моя теперь местность. Хорошее это ощущение, хозяйское, его и зверь, и человек почувствует, только меру, Федя, знай, не зазнавайся. Как я заметил ещё днём, возвращаясь назад, на просеку всё-таки есть возможность проезда. Траектория хитрая, в виде знака, похожего на цифру '5', где верхняя перекладина — грунтовая дорога. С трассы ничего не видно, въезд надёжно скрыт кустами.
На дороге никого.
Никакого движения не наблюдается, похоже, не очень-то любят здешние люди вечерами дефилировать по магистрали, где ездят стреляющие машины охотников за дошираком. Тем не менее, я немного постоял на 'своей' стороне, послушал. Перешнуровал ботинки, подтянул всё на себе, да и полез по уже знакомому маршруту.
Погода поставленной задаче наблюдения и изучения способствует, небо чистое, ветер, если и есть, то на высоте, внизу — тишь. Звёзды уже начинают поочерёдно проявляться в тёмнеющей синеве, голоса птиц стихают. В ясную погоду вечерние панорамы на короткое время становятся особо контрастными, но не пошло сочными, а такими… пряными — оранжевый закатный оттенок придает местности романтический, открыточный вид. Отличное время для рекламной фотосессии. В мирное время. Здесь и сейчас для меня время не мирное, тревожное.
На этот раз я решил особо тщательно осмотреть площадку — на предмет былых посещений и склоны — на предмет удобства подъёма; вполне вероятно, что на вершине сидеть придётся долго. Да ещё в темноте, так что сюрпризы мне не нужны. Ни в виде злонамеренного лазутчика, ни в виде дикого зверя. Кто его знает, может, тут и барсы есть. Как выяснилось, доступный для восхождения склон всего один, по нему и поднимался. Очень хорошо, не придётся крутить головой и в темноте вниз заглядывать по всем сторонам. Следов праздного пребывания людей я не обнаружил, никто не разжигал на вершине костёр, не вытоптал тропинок или площадок отдыха. Не развит туризм в этом мире, не развит.
Но люди тут всё-таки бывали, и забирались они на гору со специальным интересом.
С обратной стороны самой крайней к восточному склону сосны висела длинная медная проволока в тёмно-синей оболочке. Нижний конец её был заботливо обмотан вокруг дерева, чтобы не болтался под ветром, верхний закреплён на самой вершине дерева. Не поленился кто-то, вскарабкался по почти голому стволу — непростое это занятие, скажу вам. Я смогу подняться по такому дереву, но нужен специальный ремень, да и обувку желательно бы другую, лучше с триконями. А вот 'в обхват', по-обезьяньи, как это делают юркие таёжные мальчишки, не по силам, вес уже не тот… Смелые ребята тут работали, даже безбашенные. Сама сосна — метров пятнадцать ввысь, так она ещё и над обрывом нависает. Жутковато. Но выбор мне понятен, ствол годный для подъёма.
Назначение подвешенной проволоки сомнений не вызывало — здесь кто-то проводил сеансы радиосвязи, что вполне здраво — на этой горке самое удобное для подобной задачи место в округе. Хорошая находка. От жадности я сперва захотел сдёрнуть столь полезный предмет, но передумал. Воспользуюсь случаем, послушаю ночью эфир. Сейчас стоя на вершине 'светиться' не стоит, уж слишком
