не я. Помню, как он тащит его и пыхтит:
— Ох, Мидж, ну и каша! Я-то думал, он хороший, а тетушка Мария плохая, а теперь и не знаю! Эх, зачем ты только открыла шкатулку!
Я тоже об этом жалела и поэтому промолчала.
А сейчас еще больше жалею. Не знаю, что делать. Кренбери не просто город сумасшедших. Это какой-то страшный сон.
Я все дописала. Спустилась вниз. Наверное, я не очень топала, поскольку все еще думала про ту поразительную шкатулку. Крис с тетушкой Марией меня не слышали. До меня донесся ее голос:
— Прекрасная посуда, дорогой? Да, у меня хорошие сервизы. Не беспокойся, стол накроет наша маленькая Наоми, это не мужское дело.
— Зануда! — сказал Крис. — Вы у-жас-на-я за-ну-да — вот что я говорю!
Ужас, подумала я. И поскорее побежала к ним. Тетушка Мария — скорее печально, чем сердито, — заметила:
— Бедный мальчик. Я буду молиться за тебя, Кристофер.
— Выучите наконец, как меня зовут! — рявкнул Крис. — Я Кристиан, слышите, вы, убийца?!
Тетушка Мария сказала «что?!» тоненьким, ломким голоском. Я почувствовала, что слабею и словно тону, и мне пришлось прислониться к косяку. Я сказала:
— Крис, закрой рот.
То есть, кажется, сказала, но меня никто не услышал.
— Убийца, — проговорил Крис. — Мне на бумажке написать?
Он стоял лицом к тетушке Марии. Она сидела в кресле, как всегда после ланча, положив руки на рукояти своих палок, и глядела на него. Вид у нее был оскорбленный и беспомощный — на ее месте кто угодно бы остолбенел, — а Крис продолжал:
— Вы убили папу, когда он узнал про зеленую шкатулку и хотел забрать ее обратно, — скажете, нет? Не знаю, что вы с ним сделали, зато знаю — ни с какого утеса он не падал, как бы там все ни думали с вашей легкой руки…
— Не смей так говорить! — сказала тетушка Мария. — Я в жизни никого не убивала, ты, несчастный, заблудший…
— Так или иначе, вы от него избавились. Какая разница, — перебил ее Крис. — Я уверен. И от Лавинии тоже — она слишком много знала. И…
— Остановись, — произнесла тетушка Мария нетвердо, но грозно. — Ни слова больше!
— Нет, я договорю, — возразил Крис. — Вы все время прикрываетесь глухотой и вежливостью, но я-то знаю, что произошло. Дело в зеленой шкатулке, да? Задолго до папы и Лавинии вы избавились от Энтони Грина, чтобы завладеть этой шкатулкой и заключенной в ней силой…
Тут тетушка Мария поднялась — без всяких затруднений.
— Я услышала достаточно, — сказала она. И нацелила на Криса резиновый наконечник одной из палок. Вторую она держала наготове, чтобы стукнуть в ковер. — Силой, дарованной мне, — сказала она, — заклинаю тебя, юнец: встань на четыре ноги и обрети тот облик, какой велит тебе природа.
Да-да, так она и сказала — и ударила второй палкой в ковер.
А Крис — Крис взвизгнул и согнулся, будто нацеленная палка ударила его в живот. Помню, как его ладони стукнули в пол, а потом скрючились и подобрались, и он стал опираться на восемь пальцев. Большие пальцы въехали по запястьям к локтям, съежились, и на них отросли изогнутые розоватые когти. Остальное тело стремительно забурлило — так стремительно, что не уследить. Он уменьшился, но не сильно. Это мне до сих пор непонятно. От бурления он превратился в другое существо — розовая кожа переплавилась в серую, желтоватую и бурую шерсть, а его собственные волосы скукожились под большими отросшими ушами. Потом с него свалилась одежда. Существо, в которое он перерос, рычало, и билось, и бешено отпинывало джинсы и свитер, и наклоняло голову, щелкая длинными белыми зубами, чтобы сорвать трусы, в которых застряли задние лапы. Под трусами оказался толстый серый хвост.
Дверь в кухню с грохотом распахнулась. На пороге стояла Элейн.
— Ну вот, опять вы за старое! — простонала она.
Существо, которое было Крисом, пятилось от нее, губы на острой морде раздвинулись, показывая зубы. Он стал похож на некрупную немецкую овчарку. Я увидела, какое у Элейн стало лицо, когда она увидела его, и готова поклясться, что она чуть не заплакала.
— Это волк? — произнесла она чересчур громко и хрипло.
Тетушка Мария подалась вперед, опираясь на палки, и внимательно рассмотрела Криса.
— Пожалуй, да.
Он все пятился и пятился под стол, подальше от нее.
— И по заслугам, — отчеканила она.
Тут Крис запаниковал и помчался кругами по комнате — низкий, длинный, — не зная, как выбраться. Он метнулся к двери, увидел меня, кинулся в другую сторону. Я отскочила с порога в переднюю. Отчасти из-за того, что я увидела его лицо — светлые, вытаращенные от ужаса волчьи глаза. Он был зверь — но по-прежнему выглядел как Крис. Мне даже захотелось открыть входную дверь и выпустить его, но колени у меня ослабели, и пришлось прислониться к стене. Из столовой доносился грохот и треск, и я услышала голос тетушки Марии:
— Откройте окно. Выгоните его вон.
Элейн сказала:
— Да гори все огнем, я не желаю, чтобы меня покусали, сами разбирайтесь! Он же дикий!
Потом раздался громкий удар, Элейн выругалась, а дверь в кухню хлопнула. Наверное, Элейн оставила открытой заднюю дверь, и Крис в нее выбежал. Я услышала голос Элейн:
— Убежал. Скатертью дорога. Как вы сообщите об этом его матери, а?!
Тут-то я и сообразила, что меня никто не видел, кроме Криса, да и тот на долю секунды. Очень уж они были заняты — и еще озлоблены. Я доковыляла до лестницы и села, вцепившись в перила. Меня трясло. Я не верила своим глазам. До сих пор не верю.
Тетушка Мария сказала:
— Милая Бетти. Такая понимающая. Элейн, дорогая, это не составит ни малейшего труда.
— Поверю вам на слово. — Элейн вроде бы всхлипнула. — А его сестра? Где она?
— Наверху, дорогая, — сказала тетушка Мария. — Думаю, ей известно о шкатулке, но и только. Ничего плохого они сделать не успели. Прошу вас, дорогая, довольно плакать. Всякое бывает. Очень уж он стал опасен, знаете ли.
— Да понимаю я, понимаю! — сказала Элейн. — Вы что, за дуру меня держите? — Она всхлипнула, откашлялась и добавила: — Если хотите, я тут побуду.
— Посидите со мной, — попросила тетушка Мария. — Я устала. Вы поможете мне с милой Бетти.
Я взобралась наверх — тихонько-тихонько, на четвереньках — и села на пол в комнате Криса, пытаясь представить себе, как она выглядит снизу — то есть как теперь будет видеть ее Крис. Все Крисовы приспособления остались на месте. Леска прорвала занавеску, а градусник свалился на пол, но все это были человеческие приспособления, результаты разумных действий. Я стала думать о том, каково это — быть сейчас Крисом. Потом я подумала — нет. Наверное, я все сочинила. А может быть, она превратит его обратно, пока мама не узнала. И мне по-прежнему в это не поверить. Ни за что.
Еще труднее стало в это верить, когда заявились миссис Ктототам. Поначалу, когда позвонили в дверь, я не собиралась спускаться вниз.
— Наоми, дорогая! — закричала тетушка Мария. — Будь добра, открой дверь!
А Элейн завопила:
— Не надо! Я же здесь! Я сама открою.
Тут мне стало страшно оставаться наверху: вдруг они поймут, что я знаю про Криса? Вдруг и меня превратят в волка? Поэтому я решила спуститься. Элейн — по которой было вообще не заметно, что она плакала, а тем более что гонялась за волком по чужой столовой, — радушно приглашала в дом веселую
