проснулся. Поднял голову, насторожил острые уши и заскулил, тихонько и тоскливо.
Призрак замер, протянув одну руку, словно хотел потрясти Криса за плечо. Он только сейчас сообразил, что Крис теперь волк. Он стоял и глядел на Криса, и лицо у него от жалости и ужаса перекосилось и задергалось еще больше. Потом он беспомощно уронил руку и повернулся обратно.
— Стойте, стойте! — шепнула я. — Можете сказать мне. И Крис все понимает.
Призрак уставился на меня. По-моему, он вообще только сейчас сообразил, что я тут. Одна клоунская бровь взлетела вверх, и он снова вытянул руку, будто загораживался.
— Ничего, — сказала я. — Да, я девочка, но я не на их стороне. И даже не соблюдаю нейтралитет — после того, что она сделала с Крисом. Вы кто? Вы знаете, как нам быть?
На миг мне показалось, будто он сейчас заговорит. Лицо у него вроде бы собралось, чтобы произнести слово. Потом он потряс всклокоченной головой и улыбнулся. Он имел в виду — прости, но тебе не скажу. Улыбка у него была широкая и ясная, но такая же странная, как он весь, — будто длинная- предлинная дуга пролегла от уха до уха. Знаю я эту улыбку — видела у Криса. Раньше Крис так улыбался, когда ему случалось влипнуть и надо было выпутываться.
— Из-за меня вы никуда не влипнете, честное слово, — сказала я.
Но он уже таял. Сквозь него — всего, кроме улыбающегося лица — было видно книги. Потом лицо мигнуло и пропало — и вместе с ним погас и свет. Мне было видно только очертание Криса на фоне окна — он встал на все четыре ноги и снова заскулил.
— Крис, — сказала я, — вдруг он знает, как превратить тебя обратно?
Крис повернулся и ткнул в меня носом, потом ткнул еще раз.
— Ладно, — сказала я. — Я приду сюда завтра ночью и попробую заставить его говорить. А тебе, наверно, пора.
Крис еще раз ткнул в меня носом и двинулся к окну. На миг он замер в проеме. По-моему, его волчьи мускулы знали, как легко спрыгнуть на крышу угольного погреба, а вот Крисова голова — еще нет. Потом он прыгнул — царап, бум — и тоже исчез. Я в полной тоске вернулась на свою холодную половину маминой постели, тихонько всхлипывая. У меня было такое ощущение, что я совсем-совсем ничего не могу. Наверное, и сон, который мне приснился, был про это.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Сегодня утром я застелила постель Криса — хотела доказать маме, что Крис в ней не спал. В комнате немного пахло волком — примерно как собакой, но не совсем.
Когда я показала постель маме, она улыбнулась блаженной улыбкой.
— Неужели он для разнообразия убрал постель? А может, за него это сделала одна моя знакомая? Мидж, не надо его баловать!
И послала меня по магазинам.
— Крис у нас все подъел, — сказала она. По-моему, она не поняла, что он съел все сырым.
Я прошла по опрятному, пустому, выметенному ветром берегу моря. Мне повстречался мистер Фелпс, шагавший со своего купания в любую погоду. Я попыталась его остановить:
— Мистер Фелпс! Прошу вас!
А он просто взял и прошел мимо меня, глядя в пространство своими фанатичными глазами.
Я понуро побрела по песку и стала смотреть, как бьется прибой. Море было пустое, голое, мощное и настоящее. Казалось, оно — самое разумное, что есть в Кренбери. Только на самом деле оно, наверное, не разумное — стоит вспомнить, как луна с каждым приливом и отливом таскает воду туда-сюда, словно раскидай на резинке. По-моему, жизнь вообще такая — сплошная кошмарная скрытая неразумность.
Хорошо хоть нашлось место, где подумать. Тетушка Мария постоянно трещит и кричит, и дома нечего и мечтать собраться с мыслями. Я думала обо всем, что случилось, и мне показалось — вроде бы что-то брезжит. Но не совсем. Волна накатила мне на туфли. Надвигался прилив, и у меня снова появилось ощущение, что я ничего не могу, и я пошла по магазинам.
А ведь Крису наверняка было еще хуже — он злился и чувствовал свое бессилие куда сильнее. Вот он и решил, что терять ему нечего.
В общем, мама все утро стирала. Она выстирала все вещи Криса, в том числе те, которые свалились с него, когда он стал волком, и не заметила при этом, что сейчас ему не в чем ходить. Еще она выстирала целую груду нижних юбок и монументальных голубых багдадов тетушки Марии. Она развесила их все на прищепках, и они весело развевались на ветру.
— Дорогая, их видно из окна столовой! — заявила тетушка Мария. — Нет, я не могу допустить, чтобы мои приятельницы сидели и смотрели на такое!
Мама возразила, что день нынче ясный и все быстро высохнет. Куда там. Едва первые миссис Ктототам позвонили в дверь, как меня отправили в сад снять все белье и занести в дом. Я нарочно копалась изо всех сил. Вот глупость — волноваться из-за такой ерунды. Правда, если бы я носила голубые багдады, то, наверно, тоже не хотела бы, чтобы об этом знали мои подруги. Так я и сказала Лавинии. Она сидела в декоративном папоротнике и таращилась на меня. Я сняла примерно половину белья и аккуратно сложила его в корзину.
И сказала Лавинии:
— Наверное, вы привыкли складывать его по-другому, да?
А она вылупилась мне за спину и сиганула прочь — только мелькнуло у земли серое пятно. Я обернулась, уверенная, что это Элейн нависла над каменной садовой оградой и велит мне немедленно снять все багдады. А это оказался Крис. Он стоял на ограде — наверное, он и ночью пришел оттуда же — и прямо-таки смеялся, глядя на меня сверху вниз и вывалив длинный язык.
— Ой, уходи, уходи! — переполошилась я. — Не дури. У нас тут все миссис Ктототам.
По-моему, он именно это и хотел выяснить. И тут же спрыгнул в сад — грациозным мягким текучим прыжком. У него уже лучше получается быть волком. Он научился двигаться быстро, как молния. Я и пошевелиться не успела, а он прыгнул мимо меня на бельевую веревку и приземлился с парой голубых багдадов в зубах. А потом бросился к задней двери. Я, конечно, оставила ее открытой. А дверь из кухни в столовую открывается на раз, стоит только толкнуть. Крис это знал. Поэтому я за ним не побежала. А подошла к окну столовой и заглянула внутрь.
Зрелище было волшебное. Крис кругами носился по забитой гостями комнате, и голубые багдады так и развевались. Серебряный чайник опрокинулся набок, и из него на ковер текла горячая заварка. Разбилась по крайней мере одна чашка. Все кричали и визжали, а тетушка Мария размахивала в воздухе палками. Зоя Грин стояла на стуле, стиснув руки и зажмурив глаза. Молилась, наверное. Остальные прилагали жалкие усилия остановить Криса, поймав его за багдады. Я успела увидеть, как Бенита Уоллинс их схватила. Крис просто с презрением тряхнул головой и вырвал багдады у нее из рук. Бенита Уоллинс повалилась на спину, задрав ноги. Она тоже носит багдады, розовые.
После этого Крис бросился к столу. Он вытянул лапу и смахнул торт на пол. Потом поставил переднюю лапу в торт, а багдады так и не выпускал из пасти — подходите, мол, и отбирайте, если сможете. Храбрости хватило только у мамы. Она подкралась к нему, протянув обе руки вперед, и я прочитала у нее по губам: «Славный песик. Кто у нас тут хорошая собачка». Крис пристально смотрел на нее. Конечно, он надеялся, что мама его узнает, — но она не узнала.
Все это время тетушка Мария голосила:
— Вон отсюда! Прочь с глаз моих! О! О! О-о-о!
Эти вопли, похоже, придали отваги тем из миссис Ктототам, кто помоложе. Они ведь и вправду на все готовы ради тетушки Марии. Коринна Уэст и Филлис Уэст по флангам, а Адель Тейлор — в центре выдернули промокшую от чая скатерть из-под чашек. Потом взяли ее за углы и на цыпочках двинулись на Криса, что твои тореадоры, — все в опрятных юбках в складку и начищенных туфлях. Они хотели набросить скатерть на Криса.
На миг возникла полнейшая неразбериха. Скатерть вздыбилась, опрятно одетые дамы полетели во все стороны. Адель Тейлор на моих глазах наступила в торт и въехала прямо в стул Зои Грин. В результате
