я узнала, что на Ямайке дела все хуже: Боб все еще жил с тетушкой и девочками, хотя были ночи, когда он не появлялся дома, а это был именно его «дом» — где стирали его одежду и куда он приходил поесть (когда хотел, раз меня там не было). Тетушка пребывала в еще более жалком положении, чем то, в котором я ее оставила, потому что ее надежды никоим образом не сбывались. Ей казалось, что Боб махнул на себя рукой, тусовался с «мальчишками» и бездельничал.
Боб с самого начала говорил, что собирается оставаться на Ямайке и ждать, пока сработают его лондонские связи. То есть у него была цель. Но он тоже впал в уныние, и прежде чем он добился успеха в музыке, было сделано много глупостей, не имевших к музыке никакого отношения. Я думаю, у мужчин меньше терпения, чем у женщин. Если у них что-нибудь не получается с наскока, они тут же начинают злиться на себя. Женщины обычно сначала думают, как это может повлиять на семью, на детей — иными словами, нам достается вся ответственность.
Я уехала домой, как только Стивен научился садиться. Тогда я еще не знала о двух молодых женщинах, с которыми Боб встречался, пока я была в Делавэре. Хотя одну из них я подозревала в связи с Бобом еще до отъезда — я даже ходила к ее матери и предупредила:
— Велите своей дочери держаться подальше от моего мужа!
Обе эти женщины забеременели почти в одно и то же время, их сыновья родились примерно через месяц после Стивена. Я очень рассердилась, когда узнала об этом, хотя подобные случаи не такая уж редкость на Ямайке. Но время прошло, и я полюбила обоих мальчиков как своих.
В Америке я накопила немного денег. Узнав о нынешнем положении, я поначалу решила встать на ноги самостоятельно. Хотя я и любила Боба по-прежнему, была рада его снова видеть и пока что оставалась его женой, я поняла, что не могу ему полностью доверять свою жизнь и жизнь наших детей. Надо было забыть о нем на время — хоть бы и через силу — и сосредоточиться на своих четырех детях: Шэрон, Седелле, Зигги и Стивене.
Первым делом надо было выбраться из Тренчтауна любой ценой. Это казалось мне самым важным. Я особенно переживала за Зигги, который ходил в школу в Делавэре и привык к определенному обращению — в Тренчтауне все было иначе. Мне было всего двадцать пять, но я ощущала, что достигла определенного уровня знаний и опыта и достойна уважения. В Делавэре я трудилась не покладая рук и намеревалась использовать все, что я там обрела — не только в денежном отношении, но и в моральном. Я обязана была дать что-то моим детям, была их должницей. И если Боб не хочет нести это бремя, что поделаешь. Я чувствовала, что мне есть чем похвастаться — хотя не имела ничего, кроме горстки американских долларов, которые вот-вот кончатся.
Разумеется, тетушка сказала:
— Ты в своем уме? Что ты будешь делать? Робби не зарабатывает ни цента, и ты вернулась? Почему ты не осталась в Америке? Зачем ты приехала? Зачем ты за него держишься? — Она считала, что мы должны развестись.
Но я знала, что не растаманское это дело — разводиться. Какой пример мы покажем остальным? Поэтому, хоть мне и было больно, я сказала: нет, он все еще мой муж, и я не хочу его терять. Я спросила себя, сумею ли я продержаться. Боб любил детей не меньше меня, но из-за всех этих неприятностей он растерялся. Там, где он слаб, я должна быть сильной за него, думала я. Я должна быть сильной ради детей. Хоть я и злюсь на Боба, я должна быть сильной ради него. Мне придется взять на себя эту ношу и сохранить наши отношения, потому что мы соединены навсегда, мы семья.
Глава седьмая
(«Благодарю тебя, Джа»)
Те небольшие деньги, с которыми я приехала домой из Делавэра, вылетели в трубу за пару недель, потому что мне пришлось ходить по чиновникам, да еще купить дополнительную кровать и комод для детей. Казалось, будто своим возвращением я перевела часы назад. Снова мы жили впроголодь, не работали и получали мизерные роялти из «JAD». Ничто не изменилось, только прибавилось проблем.
Когда работа с «JAD» развалилась, Боб вернулся из Лондона и сказал:
— Тут один человек, Крис Блэкуэлл, приезжает на Ямайку. Вот увидишь, Рита, из этого может что- нибудь получиться, авось дело выгорит, — и так далее…
Тогда мне казалось, что все это вилами по воде писано, да я и не знала про Криса ничего; но, в любом случае, мы сидели без средств.
Сейчас Крис Блэкуэлл широко известен благодаря тому, что его компания «Island Records» смогла донести ямайскую музыку до всего остального мира. Крис вырос на Ямайке, в англо-ямайской семье. К тому времени, как Боб перешагнул порог его лондонского офиса, он продвигал карибскую музыку уже больше десяти лет. В свое время он основал на Ямайке маленький звукозаписывающий лейбл «Blue Mountain/Island» и в 1962 году, перебравшись в Лондон, начал издавать записи таких исполнителей, как Милли Смолл, Джимми Клифф и «The Skatalites». Крис даже перепечатал кое-какие из ранних записей «The Waiters» на «Coxsone», там они вышли под названием «Wailing Wailers». Собственно, это и привело наших ребят к нему, когда они застряли в Лондоне. Именно интерес Криса и его вера в «The Wailers» — и в ямайскую музыку вообще — дали возможность Бобу, Банни и Питеру вернуться домой с надеждой. Он сказал им:
— Сделайте мне альбом, и посмотрим, как пойдет.
Вскоре после моего возвращения из Делавэра, как раз когда я совсем уже было разуверилась в том, что все хотя бы когда-нибудь сдвинется с мертвой точки, Крис сделал «The Wailers» предложение. Ему говорили, что это безумство, веры таким людям нет, и что его гарантированно надуют: «Не давай им денег, ты их никогда больше не увидишь!» Но Крис уже прежде имел дело с растафари и, кроме того, держал руку на пульсе ямайской музыки. И, думаю, у него была та же реакция на «The Wailers», что и у меня когда-то, — с первого дня знакомства я почувствовала в них что-то особенное, что отличало их от обычных хулиганов из Тренчтауна: другой класс, что ли, какой-то намек на лучшее будущее. По словам Криса, «что-то» подсказало ему, что им можно доверять, — может быть, то, как они держались. И теперь, когда они не ударили в грязь лицом, он решил дать им денег на запись в студии.
Тут-то на наши лица вернулись улыбки — контракта как такового еще не было, но он явно наклевывался. Я почувствовала некоторое облегчение, и даже с тетушкой стало легче уживаться, потому что теперь появилась возможность помогать ей деньгами. К тому же я знала, что мы скоро выберемся из ее дома.
Со своей стороны Крис приложил максимум усилий для организации подходящей обстановки для творчества. В начале 70-х он купил большой обветшалый дом по адресу Хоуп-роуд, 56, недалеко от Джамэйка-хауз, резиденции премьер-министра, и Девон-хауз, достопримечательной усадьбы, где выросла мать Криса. Это место он назвал Айленд-хауз. К дому прилегал участок земли с несколькими подсобными строениями. Все это находилось далеко не в лучшем состоянии, но жить было можно. Крис устроил так, чтобы музыканты, которых он поддерживал, могли там собираться и репетировать, и в скором времени Боб и Крис договорились, что после выхода первого альбома Боб примет на себя все это хозяйство и сможет проводить там интервью и пресс-конференции. Впоследствии Боб стал владельцем дома на Хоуп-роуд — по контракту на выпуск трех альбомов, подписанному с «The Wailers».
Когда все завертелось, Боб, разумеется, пришел в восторг.
— У нас будет свой дом! — повторял он.
Что касается меня, я была просто потрясена. В особенности тем, где этот дом находился, — для всех, кроме белых (в крайнем случае, мулатов) и толстосумов, путь в этот район был заказан. А для раста и подавно! Это был первый случай, когда растафари обосновались в этой части города. Носить дреды и одежду растаманских расцветок рядом с домом генерал-губернатора — практически короля, — такое даже трудно себе представить! В двух шагах от офиса премьер-министра! Прямо на виду!
Так что многие рты в городе пораскрывались от удивления, когда «The Wailers» вселились на Хоуп-
