— Это мысль. Не провоцируй меня. Не бойся, Солнышко, я быстро.
И исчез во тьме. Джованна беспомощно смотрела ему вслед, потом огляделась по сторона
Сад погибшей любви. Сад — свидетель многолетней нежности и внимания друг к другу. Здесь никогда не было садовника. Граф и графиня сажали свои дары друг другу лично.
Время остановилось и растянулось до бесконечности. Джованна в панике смотрела в ту сторону, где исчез во тьме Франко. Никого. Она одна в этом заколдованном саду.
Что с ней происходит, боги! Отчего так бешено бьется сердце, отчего никак не уймет дыхание? Внутри горит пожар, и нет дождя, способного залить это темное пламя страсти.
Франко. Франко Аверсано. Забудь о нем. Hе смей влюбляться в него, Не смей повторять ошибку десятилетней давности. Тогда тебя спас возраст, теперь не спасет ничего. За минуту блаженства ты заплатишь отчаянием и унижением…
— Спасибо, что дождалась, Джо.
Она круто повернулась, едва не теряя равновесие, и замерла на месте.
Опираясь на руку своего красивого сына, шла высокая статная женщина. Джованна помнила ее с черными гладкими волосами, похожими на вороново крыло, на кусок ночи, на небо без звезд… Теперь эти гладкие волосы были абсолютно белыми. В остальном графиня Маргарита Аверсано не изменилась. Та же стать и красота, то же спокойное и благожелательное выражение красивого лица… Только синие страшные тени залегли под глазами, и скорбно опустились уголки губ. Вдова. Безутешная в своем неизбывном горе.
Джованна не выдержала и кинулась на шею графине. Через секунду та ответила на ее объятие. Слабые руки обхватили плечи девушки, и тихий голос прошептал:
— Спасибо, принцесса. Спасибо, что приехала в замок. Ты ведь уже знаешь… после того… что случилось, я не выхожу из дома. Только сюда, к нашим с Альдо розам. Франко знал, что я должна спуститься, и рискнул. Он оказался прав. Я рада видеть тебя, принцесса.
— Вы не должны запирать себя в четырех стенах! Пожалуйста! Обещайте, что придете ко мне на новоселье, в Пикколиньо! Прошу вас, синьора Маргарита!
— Я… я не могу. Я нигде не чувствую себя в безопасности… Беспричинный страх…
— Со мной вы будете в безопасности!
Графиня слабо улыбнулась.
— Все такая же. Огонь и вихрь. Маленькое Солнышко. Я не обещаю, Джо. Посмотрим, идемте в дом вместе. Вы проводите меня комнаты, а потом Франко отвезет тебя домой.
Джованна поймала руку графини и прижала ее к губам.
— Я скучала без вас…
Маргарита Аверсано ответила грустной улыбкой и еще более тихим шепотом:
— Я тоже скучала по тебе, Джованна. Больше, чем ты можешь себе представить.
Франко довез ее до дома в гробовом молчании, и она была ему благодарна за это. На прощание он церемонно склонился над ее рукой, но поцелуй был горячим и чуть более долгим, чем предписывает обычный этикет. Она была благодарна ему и за это.
Остаток ночи Джованна просидела на своей собственной кухне, вспоминая, плача и улыбаясь одновременно. Она думала о Лукреции, своем детстве, о графине Маргарите и синьоре Альдо, о прекрасных розах в их тайном саду, о Франко, о его поцелуях и своей любви, о бестолковой, в общем-то, но счастливой жизни, которая досталась Джованне Кроу — одним словом, спать так и не пришлось. А в семь утра в кухню спустилось рыжекудрое чудо в папильотках и клетчатом халате. Если можно назвать свежей розой женщину шестидесяти пяти лет, то Дейрдре О' Райли была именно свежайшей из роз.
— Утро, приветствую песней звенящей твой солнечный луч и чего-то там на цветках! Салют!
— Росу.
— Что росу?
— Твой солнечный луч и росу на цветках. Бернс.
— Естественно. Шекспир о таких глупостях не писал. Ты не спала. Или спала, но плохо. У тебя глазки красные и маленькие, а нос распух. Плакала?
— Нет, сморкалась. А как твоя мигрень, Доди?
— Мигрень? Какая мигрень? Ах, мигрень! Это была не она. Гипертонический кризис.
— Криз.
— Чего?
— Гипертонический криз. И часто он у тебя бывает?
— Ой, да тыщу раз за день! Утомительная штука, но спишь после него, как дитя.
— Доди!
— Да?
— Ты обманула нас.
— Дитя, не груби старушке, счастья не будет.
— У тебя голова вчера не болела.
— Болела, не болела, какая разница. Могла бы и заболеть. Я уже не девочка.
— Но вчера не болела?
— Ну… не болела.
— И не стыдно?
— А за что? Вообще-то я хотела сымитировать расстройство желудка, но это показалось мне не очень романтичным. Кроме того, на это обиделся бы шеф-повар. Пришлось остановиться на головной боли. Давление — это элегантно.
— Особенно когда все за столом знают, что оно у тебя, как у слона.
— Давление вещь опасная и непредсказуемая. Цвел юноша вечор, знаешь ли, а на следующее утро — бабах! — и нету!
— Я бы сказала, весьма вольное изложение классики.
— Можно подумать, это тебе шестьдесят пять, а не мне. Ну ее к бесам, эту голову, рассказывай!
— Что рассказывать?
— Как что? Про вас с Франко. Целовались?
— Дейрдре!
— Ну что ты так кричишь! Я пожертвовала десертом, чтобы оставить вас одних, я увела этого Бареджо, я рисковала своей невинностью
— Доди, чем ты рисковала, прости?
— Не ехидничай. Этот профессор всю дорогу держал меня за ручку и ворковал об обнаженной натуре у Вероккьо.
— Дорога длится семь минут, я засекала.
— Ты зануда и злючка, Джо, из чего я заключаю, что сегодня ночью у вас ничего не было
— Ты что, сводней хочешь стать? Чтобы купила право на бизнес ценой собственного тела?
— А что, хорошая мысль. И траты небольшие, и телу только лучше. Это очень тонизирует…
— Доди! Если бы это сказала не ты…
— Но это же я.
— Я знаю. Ты всегда была такой.
Джованна вздохнула и склонилась над чашкой. Доди пытливо уставилась ей в лицо и терпеливо ждала.
— Доди, отстань. Я подавлюсь чаем. Не было ничего.
— Очень жаль.
— Ты невыносима и неисправима, Дейрдре О'Райли. И вообще, это ничего не решит.
— Что именно?
— Секс с Франко.
— Да? Тогда ты единственная женщина в мире, кто так думает.
— Он меня не любит,
— Это не главное.
