Возвратившись к столу, он сел и сидел, оцепенело глядя на руки Эмили, пока она наливала чашку.
— Как дела, Барни? — спросила Эмили.
— А, черт, просто замечательно! — Его голос дрожал.
— Слышали, ты живешь с миленькой молоденькой девочкой, — проговорила Эмили.
Она уселась на свое место и принялась за завтрак.
— Пусть так, — сказал Барни. — Забудем.
— Кого? — Ее тон стал обыденным.
«Пришло время, когда я стал просто старым приятелем или, скорее, соседом из другой квартиры, — подумал Барни. — Безумие! Как она может… нет, это невозможно!»
Вслух он сказал:
— Ты боишься, что если мы опять сойдемся, то вновь разойдемся? Раз обожжешься, второй раз не полезешь? Но я никогда не сделаю ничего подобного.
Своим спокойным, обыденным голосом Эмили проговорила:
— Прости, но ты, похоже, скверно себя чувствуешь, Барни. Ты виделся с аналистом? Кто-то рассказывал, что тебя видели с чемоданчиком психиатра.
— Доктором Смайлом, — сказал он, припоминая. Наверное, он оставил чемоданчик в квартире Рони Фьюгет.
— Мне нужна помощь. Нет ли какой-нибудь возможности… Он запнулся.
«Можно ли вернуть прошлое? — спросил он себя. — Очевидно, нет. Причина и следствие действуют только в одном направлении и изменить ничего нельзя. Что произошло, то прошло, и делать здесь более нечего».
Он поднялся.
— Я, должно быть, сошел с ума, — сказал он обоим, ей и Ричарду Хнатту. — Извините. По-моему, я еще не проснулся. С утра выбит из колеи. Все качалось, когда я проснулся.
— Выпейте кофе, а то вы о нем совсем забыли, — сказал Хнатт. — У вас, видно, на сердце скребут кошки.
Кровь сошла с его лица. Он, как и Эмили, стал теперь спокойным и рассеянным.
— Я не понимаю, — растерянно проговорил Барни. — Палмер Элдрич велел сюда прийти. Или нет? Думаю, должно было что-то сработать…
Хнатт и Эмили переглянулись.
— Элдрич ведь где-то в госпитале… — начала было Эмили.
— Здесь что-то не так, — настаивал Барни. — Элдрич обязан был контролировать ситуацию. Лучше я его найду. Он должен мне объяснить…
Его охватила паника, быстрая, как ртуть, жидкая паника. Она заполнила его до самых кончиков пальцев. Он собрался сказать: «До свидания» и уже направился было к двери.
Но тут за его спиной Ричард Хнатт сказал:
— Подожди.
Барни обернулся. За столом, с застывшей на лице слабой улыбкой, сидела Эмили. Рядом с ней, лицом к Барни, — Хнатт. У Хнатта была искусственная рука. Он держал вилку, и, когда поднес кусочек яичницы ко рту, Барни увидел большие, выступающие, безупречные стальные зубы. И Хнатт был седой, высохший, с мертвыми глазами и еще выше, чем прежде, — казалось, он занимал собой всю комнату. Но все равно это был Хнатт.
«Я никогда этого не постигну», — подумал Барни, застыв в дверях.
— Я хочу сказать тебе, — проговорил Хнатт деловым тоном, — что Эмили любит тебя гораздо сильнее, чем ты думаешь. Я знаю, потому что она говорила мне. И не один раз.
Он взглянул на Эмили:
— Ты, Эмили, человек долга. Ты считаешь моральным обязательством, поступать подобным образом, подавляя свои чувства к Барни. Вот почему ты поступаешь так, а не иначе. Забудь про свой долг. На этом брак не построишь. Все идет спонтанно. Даже если тебе кажется, что плохо… — Он махнул рукой. — Ладно, давай скажем мне «нет»… Все же взгляни честно в лицо фактам и не укрывайся от чувств за личиной самопожертвования. Знаешь, почему ты сейчас так обошлась с Барни? Потому что ты позволила покинуть себя, думая, что не должна мешать его карьере. И все же, поступив так, ты сделала ошибку. Будь правдива хотя бы перед собой.
И он усмехнулся Барни. Усмехнулся, и один мертвый глаз, будто механически, подмигнул.
Теперь перед Барни был Палмер Элдрич.
Эмили, однако, ничего не заметила. Ее губы то трогала улыбка, то исчезала. Она казалась смущенной, растерянной и немного разгневанной.
— Ты меня чертовски разозлил, — наконец проговорила она. — Я сказала тебе, что чувствую. Я не лицемерила. И мне не нравится, когда обвиняют понапрасну.
Сидящий рядом с ней человек сказал:
— У тебя только одна жизнь. Если хочешь прожить ее с Барни, а не со мной, то…
— Не хочу, — она взглянула на Барни.
— Я пошел, — сказал Барни и открыл дверь. — Бесполезно.
— Подожди! — Палмир Элдрич поднялся и двинулся за ним. — Я провожу тебя.
Они вместе побрели к лестнице.
— Не унывай, — сказал Элдрич. — Вспомни: это первый случай, когда ты пользуешься Чу-Зет. У тебя впереди еще много возможностей. Дерзай, пока не добьешься.
— Так что же такое, черт побери, Чу-Зет? — спросил Барни. Сзади, где-то очень близко, женский голос повторил:
— Барни Майерсон! Очнитесь.
Он был потрясен. Он мигнул и скосил глаза в сторону. Перед ним на коленях стояла Энни Хауторн и трясла его за плечо.
— Что случилось? Я вошла, а никто не откликается. Потом обежала все вокруг. Всех будто вымело. А если б я была агентом ООН?
— Ты меня разбудила, — сказал он Энни, поняв, что произошло.
Он почувствовал невероятную обидную опустошенность. Однако трансляция окончилась, что сделано, то сделано, и ее не вернешь. А он жаждал ее, изнывая, томился. Окунуться в нее вновь и чем скорее, тем лучше. Все остальное неважно. Даже девушка рядом с ним.
— Было хорошо? — с чувством спросила Энни. — Я тоже купила. Он приходил и в наше жилище тоже. Тот человек, со странными зубами и глазами. Седой, высокий.
— Элдрич. Или его фантом.
Суставы болели, будто он просидел, согнувшись, несколько часов. Но, взглянув на часы, он понял, что прошло всего несколько секунд, от силы минута — не более.
— Элдрич везде, — сказал он Энни. — Дай мне твой Чу-Зет.
— Нет.
Он пожал плечами, скрывая свое огорчение. Острый, почти физический удар лишения. Ладно. Палмер Элдрич еще возвратится. Он уж наверняка знает действие своего продукта. Возможно, он прибудет даже сегодня к вечеру.
— Расскажи мне, — попросила Энни.
— Это иллюзорный мир, в котором Элдрич — Бог. Он дает тебе шанс исполнить то, что ты не сумел сделать в реальной жизни, — прошлое по своему желанию. Но даже ему это не всегда по плечу. Подожди.
Тут Барни затих и сел, растирая ноющий лоб.
— Это как во сне?
— Нет, совершенно не похоже на сон. Гораздо хуже, чем в аду. Да, есть что-то от ада: повторение и упорство.
— Если ты вернешься назад… — начала Энни.
— «Если»… — Он уставился на нее. — Я ушел, чтобы вернуться. Я ничего не мог сделать на этот
