— Чу-Зет, — выдохнула Мэри Реган. — Ах, как много! И сколько это стоит, мистер Элдрич?
— Всего, — сказал Палмер, — пять шкурок.
Из трактора выдвинулся маленький ящичек, размером точно по количеству шкурок.
После некоторой заминки жильцы согласились. Пять шкурок были помещены в ящичек, и тот сразу убрался. Трактор развернулся и двинулся к кораблю. А Палмер Элдрич, седой, высокий и нематериальный, остался.
«Он появился, чтобы насладиться самим собой, — решил Барни. — Его не волнует, что у Лео Балеро за душой. Он и так процветает».
Предстоящее угнетало Барни, и он побрел в одиночестве к едва расчищенному участку, которому предстояло стать его садом. Повернувшись спиной к жильцам и Элдричу, он включил автоматическую драгу. Она засопела, забухала, и в ней с шумом и грохотом стал исчезать песок. Интересно, сколько она выдержит? И сколько стоит здесь, на Марсе, ремонт? А может, здесь ничего не ремонтируют? Может, легче бросить?
За спиной послышался голос Палмера Элдрича:
— Теперь, мистер Майерсон, можете спокойно жевать Чу-Зет всю оставшуюся жизнь.
Он невольно обернулся, потому что как-то почувствовал, что это уже говорил не фантом. И в самом деле, наружу вышел человек.
— Вот и хорошо, — ответил Барни. — Ничего не могло бы мне доставить большего удовольствия.
Потом, колупаясь с автоматическим ковшом, спросил:
— Куда пойти, чтобы починить здесь, на Марсе, оборудование? Или об этом позаботится ООН?
— Откуда я знаю? — произнес Элдрич.
Добрая часть ковша осталась в руках у Барни. Он подержал ее, взвесил. Кусок, напоминавший по форме железный обод, был тяжел, и он подумал, что мог бы им убить Элдрича. Прямо здесь, на этом месте. Тогда не потребовалось бы принимать яд, переживать чудовищные конвульсии, суд… Но что это даст? Тут же придет возмездие. И он переживет Элдрича только на несколько часов.
А так ли уж это и плохо?
Он обернулся.
А потом все произошло так стремительно, что у него остались только смутные воспоминания. Из корабля ударил лазерный луч. Он почувствовал горячий удар, когда луч коснулся металлической секции в его руках. В тот же миг Палмер Элдрич отпрянул и, увертываясь из-за слабой марсианской гравитации, высоко подскочил. Барни глядел и не верил… Элдрич поплыл над ним, скаля стальные зубы и помахивая искусственной рукой. Его тощее тело медленно вращалось. Потом, качаясь и дергаясь в синусоидальном ритме, оно направилось к кораблю. Элдрич исчез почти мгновенно. Сразу же смолк и гул корабля. Палмер был внутри. В безопасности.
— Зачем он это сделал? — спросил Норм Скейн, съедаемый любопытством. Он подошел к Барни. — Что у вас, ради бога, произошло?
Барни не ответил, потрясенный. Он отбросил остатки металлического обруча на землю. Они были словно головешки, ломкие и сухие, и, когда коснулись земли, рассыпались в прах.
— Они поцапались, — сказал Тод Моррис. — Майерсон и Элдрич, видно, не нашли общий язык.
— Как бы там ни было, — оживился Норм, — мы достали Чу-Зет. Майерсон, ты в будущем лучше держись от Элдрича подальше. Позволь, я буду заниматься этим делом… Если бы я знал, что из-за того, что ты работаешь на Лео Балеро…
— Работал, — бессознательно поправил Барни, продолжая ковыряться с испорченным автоматическим ковшом.
Убийство Палмера Элдрича провалилось с первой же попытки. Как знать, представится ли другой такой случай. Был ли этот шанс сейчас? Ответ, решил он, один. Нет.
После обеда жильцы Чикен Покс Проспектс собрались жевать. Все были взволнованны и торжественны. Вряд ли кто-нибудь помнил, как сорвали с Чу-Зет упаковку и пустили наркотик по кругу.
— Ух, — вымолвила Френ Скейн, изменившись в лице. — На вкус он ужасный.
— Мерзкий, — поддержал раздраженно Норм, потом прожевал до конца. — Словно десятилетней давности мухомор. — Он стоически сглотнул и продолжал жевать. Потом поперхнулся и рыгнул.
— А как же без выставки? — вымолвила Элен Моррис. — Куда же мы будем транслироваться? Я боюсь. Будем ли мы вместе? Ты уверен, Норм?
— Кого это волнует? — отозвался, жуя, Сэм Реган.
— Взгляните на меня, — сказал вдруг Майерсон.
Все с любопытством уставились на него. Что-то в его тоне поразило их.
— Я кладу Чу-Зет в рот, — продолжил Барни, показывая. — Видите, что я сделал? Правильно! — Он начала жевать. — Теперь я жую его. — Его сердце екнуло.
«Господи, — подумал он, — смогу ли я пройти через это».
— Да, видим, — кивнул Тод Моррис. — Ну и что? По-моему, ты хочешь взлететь и смыться, как Элдрич, или что-нибудь в том же духе.
Теперь жевали все, все семеро. Барни закрыл глаза. Следующее, что он увидел, была склонившаяся над ним жена.
— Хочешь второй «Манхеттен»? Если хочешь, то я закажу побольше холода для льда.
— Эмили, — проговорил Барни.
— Да, дорогой, — отозвалась она резко. — Когда ты так произносишь мое имя, я знаю, что сейчас ты начнешь одну из своих лекций. О чем на этот раз?
Она уселась напротив на подлокотник кушетки, разгладила юбку. Это был изумительный сине- голубой ручной работы мексиканский рапаунд, который он достал ей на рождество.
— Я готова, — произнесла она.
— Не лекция, — сказал он.
«Неужели я действительно такой? — спросил он самого себя. — Уже произношу тирады».
Пошатываясь, он встал на ноги. Кружилась голова, и он ухватился за ножку торшера.
Взглянув на него, Эмили сказала:
— Ты нажрался?
— Нажрался?
Он не слышал этого слова со времен колледжа. Оно было когда-то в моде, и Эмили все еще им пользовалась.
— Теперь, — сказал он отчетливо, — теперь говорят «напился». Понимаешь? Напился.
Он прошел, шатаясь, на кухню к буфету, где стояли напитки.
— Напился, — поправилась Эмили, вздохнув.
Она выглядела печальной. Он отметил это и удивился — почему?
— Барни, — сказала она наконец, — не пей много, ладно? Называй это нализался, нажрался или как хочешь, не в этом суть. Я считаю, что в этом моя вина. Ты много пьешь, потому что я неадекватна.
Она мигнула уголком правого глаза, раздражающе привычным, похожим на тик движением.
— Это не потому, что ты неадекватна, — сказал он. — Просто у меня высокие требования.
«Я привык ждать слишком многого от других, — сказал он сам себе. — Ждать, что другие будут такими же представительными и непоколебимыми, как я. И разборчивыми в эмоциях. Но только не художники, или так называемые художники. Уж чересчур это близко».
Он приготовил себе новую порцию — один бурбон с водой, безо льда.
— Когда ты так напиваешься, — сказала Эмили, — я уже знаю, что ты зол, и мы на грани. И я ненавижу это!
— Тогда уходи, — сказал он.
— Черт тебя побери! — взорвалась Эмили. — Я не хочу уходить! Неужели, ты не можешь стать, — она безнадежно махнула рукой, — более покладистым, более терпимым или как там еще? Смотри, сглазишь… — ее голос замер, — мои недостатки.
— Нет, — ответил он, — их не сглазишь. А если сглазят, то только не я.
«Эмили не переделаешь, — думал он. — Она просто растяпа. Ее идеал — хорошо провести день,
