валяясь и безразличная или дуря с кучей липких и неряшливых горшков. А тем временем…
Весь мир, включая всех служащих мистера Балеро, особенно его консультантов-предсказателей, достиг зрелости. Если так жить, я никогда не стану Нью-Йоркским консультантом. Я завязну здесь, в Детройте, где ничего, абсолютно ничего не происходит.
Если же мне удастся получить место Нью-Йоркского консультанта-предсказателя, то жизнь моя что- нибудь да значит. Я буду счастлив, потому что у меня будет работа, где я смогу полностью применить свои способности. Что, к черту, мне еще нужно? Ничего».
— Пойду я, — сказал он Эмили и поставил бокал. Потом прошел к кладовой и достал пальто.
— Ты вернешься раньше, чем я лягу спать?
Она печально проводила его до двери квартиры, здесь в 11139584 небоскребе, — считая от деловой части Нью-Йорка, — где они жили вот уже два года.
— Там видно будет, — сказал он и отворил дверь.
В коридоре маячила фигура рослого седого мужчины. У него были стальные зубы и мертвые, лишенные зрачков глаза и сверкающая искусственная рука, похожая на настоящую.
— Хелло, Майерсон.
Человек улыбнулся. Блеснули стальные зубы.
— Палмер Элдрич! — удивился Барни и повернулся к Эмили. — Ты видела его фото в газетах. Он очень известный промышленник. Вы хотели бы меня видеть? — спросил он нерешительно.
Во всем этом была какая-то таинственность, будто все уже когда-то происходило.
Барни вышел в коридор. Дверь за ним захлопнулась. Эмили послушно ее закрыла.
Теперь, казалось, Элдрич посуровел. Твердо и без улыбки он сказал:
— Майерсон, вы плохо пользуетесь своим временем. Вы ничего не делаете. Только повторяете прошлое. Для чего же тогда я продал вам Чу-Зет? Вы упрямы. Я никогда не видел ничего подобного. Я даю вам еще десять минут, а потом перенесу обратно в Чикен Покс Проспектс. Так что побыстрее воображайте, черт побери, то, что вы хотите, если хоть что-нибудь, наконец, поняли.
— Так что же, к дьяволу, тогда Чу-Зет? — спросил Барни. Искусственная рука поднялась. С невероятной силой Палмер Элдрич толкнул, и Барни потерял равновесие.
— Эй, — сказал он слабо, пытаясь сопротивляться, — Что…
И тут повалился на спину. Болела и звенела голова. С великим трудом он открыл глаза и обвел взглядом комнату. Это была незнакомая комната. Пижама на нем была необычная. Может, он оказался в чужом доме?
В панике он проверил кровать, одеяло. Рядом с ним…
Он увидел незнакомую девушку, тихо посапывавшую во сне. Белые волосы, рассыпавшиеся на подушке, обнаженные гладкие плечи…
— Я опоздал, — сказал он, и голос показался ему самому резким и хриплым, почти незнакомым.
— Еще нет, — пробормотала девушка, не открывая глаз. — Успокойся, мы доберемся до работы… — она зевнула и открыла глаза, — за пятнадцать минут.
Она улыбнулась, его растерянность обезоруживала.
— Ты говоришь так каждое утро! Как насчет кофе? Надеюсь, он у меня будет?
— Наверное, — сказал он, выбираясь из постели.
— Мистер Кролик, — позвала насмешливо девушка, — как вы испугались. Меня, опоздания на работу — и уже бежите!
— Господи, — сказал он. — Мне все обрыдло.
— Что все?
— Эмили. — Он взглянул на девушку, на Рони, или как ее еще там. На ее спальню. — Я так ничего и не добился.
— Ох, здорово, — сказала Рони со злым сарказмом. — Тогда, может, разрешите сказать вам парочку ласковых слов, чтобы привести в чувство?
— И я понял это только сейчас, — сказал он. — Не много лет назад, а перед самым приходом Палмера Элдрича.
— Как же Палмер мог прийти? Он же в госпитале, где-то в районе Юпитера или Сатурна. ООН доставила его туда после катастрофы.
В ее тоне сквозила насмешка и любопытство.
— Мне только что явился Палмер Элдрич, — сказал он упрямо. А про себя добавил: «Я как раз возвращался к Эмили».
Ссутулившись, он сгреб свою одежду, прошлепал с ней в ванную и захлопнул за собой дверь. Он быстро побрился, переоделся, вышел и сказал девушке, все еще лежащей в постели:
— Я пойду. Не обижайся. Я должен.
Мгновением позже, даже не прикоснувшись к завтраку, он спустился на нижний уровень и встал под термозащитный экран, поджидая такси.
Такси, изящная сверкающая машина новой модели, в мгновение ока доставила его к небоскребу Эмили. Он расплатился, как в тумане вскочил в дверь и через несколько секунд был уже наверху, казалось, будто время остановилось, все замерло в ожидании. В застывшем мире он оказался вдруг единственным движущимся объектом.
Он нажал звонок.
Дверь открылась. На пороге появился какой-то человек. — Да?
Человек был довольно красив. Шатен. С густыми бровями и аккуратно зачесанными кудрявыми волосами. В одной руке он держал утреннюю газету. За его спиной, в комнате, Барни увидел столик с приготовленным завтраком.
— Вы Ричард Хнатт? — спросил Барни.
— Да. — Озадаченный, тот внимательно разглядывал Барни. — Я вас знаю?
Появилась Эмили, одетая в серый, с высоким воротом свитер и запачканные джинсы.
— Боже. Это же Барни, — сказала она Хнатту. — Мой первый муж. Входи.
Она широко открыла дверь, и он вошел в прихожую. Казалось, Эмили была ему рада.
— Давно хотел с вами познакомиться, — сказал Хнатт ничего не выражающим тоном. Он хотел было протянуть руку, но передумал. — Кофе?
— Спасибо, — Барни прошел в комнату и сел к столику на незанятое место.
— Послушай, — обратился он к Эмили. Ждать он не мог, нужно было высказаться, пусть даже в присутствии Хнатта. — Порвав с тобой, я совершил ошибку. Я бы хотел вернуться. Давай начнем все сначала.
Эмили была все той же. Она рассмеялась и вышла за чашкой и блюдцем для него, ничего не ответив.
Он бы удивился, если бы она ответила. При ее ленивой безалаберности куда проще было просто рассмеяться.
«Господи», — подумал он и уставился прямо перед собой.
Напротив уселся Хнатт и сказал:
— Мы женаты. Неужели вы думаете, что мы только живем вместе? Его лицо потемнело, но он себя контролировал.
— Брак можно расторгнуть, — сказал Барни, обращаясь к Эмили. — Ты согласна снова стать моей женой?
Он поднялся и нерешительно шагнул к ней. В тот же миг она повернулась и холодно подала ему чашку.
— О нет, — сказала она, все еще улыбаясь.
Ее глаза светились состраданием. Она понимала, каково ему. И это был не просто мгновенный импульс. Но ответом все равно осталось «нет». И он знает, что тут уже ничего не поделаешь. Ее не переубедить.
Он подумал: «Я отрезал ее, отверг однажды, отмел с полным пониманием того, что делаю, и вот результат. Видно, я, как говорится, бросил хлеб в воду, а тот вернулся обратно, чтобы задушить меня. Пропитанный водой хлеб, забивший горло так, что не вдохнуть, ни выдохнуть. И я заслужил это».
