Прозвучал звонок сигнала и поднялось зеленое плечо семафора. Блисс включил первую скорость, «Виллис-Кнайт» тронулся дальше, влившись в уличную суету, которая царила в это время в центре Дес Мойнеса.
— В ближайшие пять лет у нас не будет особых причин для радости.
— Это еще почему? Все жители штаба Айова того же мнения, что и я. Знаете, что я думаю о вас, сотрудниках Ранкитера? Послушаешь, что вы говорите, и придешь к выводу, что все вы — профессиональные агитаторы. — Блисс бросил взгляд на Джо взгляд, полный уверенности в своей правоте.
Джо не ответил. Он разглядывал старинные дома из кирпича, дерева и бетона, причудливые машины, большинство из которых были черного цвета, и думал: одному ли ему явился этот особый аспект жизни в 1939 году. В Нью-Йорке будет иначе, а тут — Средний Запад, известный своими изоляционистскими настроениями. Мы не будем здесь жить, решил он, поселимся на восточном или западном побережье.
И все-таки он инстинктивно чувствовал, что в этом разговоре всплыл вопрос, который будет представлять для всех них серьезную проблему. «Мы слишком много знаем, — думал он, — чтобы спокойно жить в этом времени. Если бы нас откинуло лет на двадцать — тридцать, мы бы смогли психологически адаптироваться — снова пережить программу «Гемини», выход в космос, первые примитивные полеты «Аполло»… В этом же времени…
Они все еще слушают сочинение «Два черных ворона» на пластинке со скоростью 78 оборотов в минуту. И Джо Пеннера. А также программу «Мерт и Мэрджи». Все еще зализывают последствия эпохи великого кризиса. Люди той эпохи основывают колонии на Марсе и Венере, налаживают регулярные межзвездные перелеты, эти же не могут справиться с пустыми территориями Оклахомы.
Эти люди живут в мире, законы которого определяет риторика Уильяма Дженнингса Брайана; «Обезьяний процесс» Шопса для них — дело живое и актуальное. Мы не сможем приспособиться к их мировоззрению, морали, политическим взглядам и социологическим характеристикам. Для них мы — профессиональные агитаторы, которых еще труднее понять, чем фашистов. Мы, без сомнения, представляем большую угрозу, чем коммунистическая партия. Мы — наиболее опасные агитаторы из тех, с которыми когда-либо имела дело эта эпоха. В этом-то Блисс прав».
— Откуда вы родом? — спросил Блисс. — Вы же не происходите ни из одной части Соединенных Штатов, или, может, я ошибаюсь?
— Вы не ошибаетесь, — ответил Джо. — Мы — граждане Северо-Американской конфедерации. — Он вытащил из кармана двадцатицентовик с изображением Ранкитера и вручил его Блиссу. — Возьмите от меня в подарок, — сказал он.
Глянув на монету, Блисс замер от изумления.
— Этот профиль… Да ведь это умерший! Это мистер Ранкитер, — произнес он дрожащим голосом. Он еще раз посмотрел на монету и побледнел. — Эта дата! 1990 год.
— Не все сразу, — посоветовал ему Джо.
Когда «Виллис-Кнайт» добрался до Предсмертного Дома Простого Пастора, церемония уже закончилась. На широких белых деревянных ступенях двухэтажного дома стояла группа людей. Джо сразу узнал всех их. Вот они, нашлись наконец: Эди Дорн, Типпи Джексон, Джон Илд, Франческа Спаниш, Тито Апостос, Дон Денни, Сэмми, Фред Зафски и… Пат. «Моя жена», — подумал он, вновь ошеломленный ее яркой красотой: необычайными черными волосами, глубокими тонами глаз и кожи.
— Нет, — громко произнес он, выходя из машины. — Она мне не жена, она это вычеркнула. — И тут же вспомнил: — Но перстенек оставила — оригинальное обручальное кольцо из кованого серебра и нефрита, которое мы вместе выбирали… Вот и все, что осталось. — Но новая встреча с Пат была для него потрясением. Словно на мгновение вернулась внешняя оболочка супружества, которое уже перестало существовать — да, по сути дела, оно никогда и не существовало, — но, однако же, это колечко — вот оно, наглядное доказательство. Впрочем, и оно может когда-нибудь исчезнуть, если однажды Пат захочет избавиться и от этого последнего следа.
— Привет, Джо Чин, — произнесла она холодно, несколько ироническим тоном, внимательно присматриваясь к нему.
— Привет, — неловко ответил он. Остальные тоже поздоровались с ним, но это было менее важно, все его внимание сосредоточилось на Пат.
— А где Эл Хэммонд? — спросил Дон Денни.
— Эл умер. Венда Райт тоже, — сообщил Джо.
— О Венде мы уже знаем, — спокойно сказала Пат.
— Нет, не знаем, — вмешался Денни. — Мы только предполагали, что она умерла, но не были уверены. Во всяком случае, я. Что с ними произошло? Кто их убил? — обратился он к Джо.
— Они умерли от истощения, — ответил Чип.
— От чего? — резко спросил Тито Апостос, расталкивая собравшихся вокруг Джо людей.
— Последнее, что ты нам сказал, Джо, — вмешалась Пат, — тогда, в Нью-Йорке, когда уходил вместе с Хэммондом…
— Я помню, что я сказал, — перебил ее Джо.
— Ты сказал что-то о времени, — продолжала Пат. — Сказал: «Слишком много времени прошло». Что это значит? Это как-то связано с происходящим?
— Мистер Чип, — взволнованно сказала Эди Дорн, — с тех пор как мы прибыли сюда, в этот город, тут произошли радикальные изменения. Никто из нас ничего не понимает. Вы тоже заметили эти перемены? — Движением руки она обвела морг, улицу, дома…
— Я не знаю точно, что именно вы видите, — заметил Джо.
— Черт бы тебя побрал, Чип! — гневно произнес Тито Апостос. — Не крути. Бога ради, скажи нам попросту, какое впечатление производит на тебя этот город. Эта машина… — Он жестом указал на «Виллис-Кнайт». — Скажи, что это за машина, та, на которой ты приехал?
Все ждали, напряженно всматриваясь в Джо.
— Мистер Чип, — пробормотал Сэмми Мандо, — ведь это настоящий старинный автомобиль, не так ли? Сколько ему лет?
— Шестьдесят два, — пробормотал Сэмми.
— Шестьдесят два, — ответил Джо после недолгого размышления.
— Значит, 1930 год, — сказала Типпи Джексон Дону Денни. — Примерно то, что мы и предполагали.
— Мы решили, что находимся в 1939 году, — спокойно сообщил Джо Дон Денни. В голосе его, ровном, спокойном, безмятежном баритоне, не было и следа волнения. Даже в таких обстоятельствах.
— Установить дату было сравнительно легко, — сказал Джо. — Еще в своей нью-йоркской квартире я заглянул в газету. Она была от 12 сентября. Значит, сегодня 14 сентября 1939 года. Французы думают, что прорвали линию Зигфрида.
— Что, как ни посмотри, выглядит чертовски забавно, — заметил Джон Илд.
— Я надеялся, что вы, как группа, пребываете на более позднем этапе действительности, — заявил Джо. — Ничего не поделаешь, такова ситуация.
— Если это 1939 год, то нам следует принять это к сведению, — заметил Фред Зафски высоким скрипучим голосом. — Разумеется, все мы переживаем эти события одинаково. Или есть какие-нибудь варианты? — Он энергично жестикулировал своими длинными руками, словно призывая остальных поспорить с ним.
— Зафски, успокойся, — раздраженно попросил Тито Апостос. Джо Чип повернулся к Пат.
— А что ты об этом думаешь? Пат пожала плечами.
— Не пожимай плечами. Ответь мне.
— Мы переместились во времени, — сказала Пат.
— Не совсем так, — возразил Джо.
— Что же мы, по-твоему, сделали? Отправились в будущее?
— Мы не трогались с места, — ответил Джо. — Мы находимся там, где были всегда. Но по какой-то причине — существует целый ряд возможных причин — реальность пережила регрессивный процесс, утратила привычные нам точки отсчета и откатилась к предыдущему этапу. К этапу, на котором она
