гневный взгляд.
Незнакомец встал и, пошатываясь, подошел к Бартону, и тот решил, что он собирается раскрутить его на выпивку, однако старик вздохнул, уселся на стул рядом и сложил руки на груди.
– Привет, – буркнул он, дохнув перегаром, потом откинул со лба давно не мытые редкие светлые волосы и сказал: – Как дела?
– Что вам нужно? – резко спросил Бартон.
– Шотландское с водой.
Это удивило Бартона.
– Слушай, приятель… – начал он.
Но незнакомец мягко оборвал его:
– Похоже, вы меня не помните.
Бартон часто заморгал.
– А должен бы?
– Вы бежали по улице. Вчера. Искали Мэйн–стрит.
Только теперь Бартон вспомнил – этот пьяница смеялся над ним.
– Ах, да, – медленно произнес он.
Незнакомец явно оживился.
– Все–таки вспомнили. – Он протянул Бартону покрытую шрамами руку. – Меня зовут Кристофер. Уильям Кристофер. По происхождению я швед.
Бартон не принял руки.
– Я обойдусь без вашего общества, – сказал он.
Кристофер улыбнулся, щеря зубы.
– Верю, но, может, если я получу шотландское с водой, то отстану и уйду.
Бартон махнул бармену.
– Шотландское с водой, – буркнул он. – Для него.
– Ну как, нашли Мэйн–стрит? – спросил Кристофер.
– Нет.
Кристофер визгливо захохотал.
– Меня это не удивляет, я мог бы сразу вам это сказать.
– Вы и сказали.
Бармен подал виски, и Кристофер радостно поблагодарил.
– Хорошо, – заметил он, сделав большой глоток и глубоко втянув воздух. – Вы нездешний?
– Угадали.
– Что привело вас в Миллгейт? Сюда никто никогда не приезжает.
Бартон медленно поднял голову.
– Я приехал, чтобы найти себя.
Почему–то это показалось Кристоферу смешным – он так громко и пронзительно рассмеялся, что остальные пьянчуги начали раздраженно поглядывать на него.
– Что это вас так разобрало? – зло спросил Бартон. – Что в этом смешного, черт побери?
Кристофер успокоился.
– Найти себя? И что… получается? А что вы будете делать, если найдете? – Он вновь рассмеялся.
Бартон склонился над своим стаканом.
– Помолчали бы, – сердито буркнул он. – У меня и без вас хватает неприятностей.
– Неприятностей? Каких неприятностей?
– Всего этого. – Бурбон уже начинал действовать. – Господи, с таким же успехом я мог бы и вовсе не жить. Сначала я обнаружил, что уже умер, что никогда не вырос…
Кристофер покачал головой.
– Ужасно, – заметил он.
– Потом эти двое, что прошли через веранду.
– Странники. Да, поначалу это потрясает. Но и к ним можно привыкнуть.
– А еще этот чертов пацан, которому повсюду мерещатся пчелы, и фигура высотой в сто километров, которую он мне показал. С головой как электролампочка…
Лицо Кристофера внезапно изменилось, оно обрело осмысленное выражение.
– Что? – спросил он. – О какой фигуре вы говорите?
– О самой большой, какую я видел. – Бартон махнул руками. – Высотой в миллион километров. Она закрывает солнечный свет и сама состоит из света.
Кристофер медленно допил свой виски.
– А что еще с вами случилось, мистер…
– Бартон. Тэд Бартон. Потом я упал с бревна.
– Что–что?
– Свалился с бревна. – Бартон наклонился вперед. – Я семь часов бродил в груде бревен, а потом один парнишка вытащил меня оттуда. – Он вытер лоб тыльной стороной ладони. – И я до сих пор не нашел Мэйн–стрит. И Сосновую тоже. – В голосе его зазвучали нотки отчаяния. – Черт побери, ведь я родился на Сосновой! Она должна где–то быть!
Кристофер молчал. Перевернув стакан вверх дном, он задумчиво отставил его в сторону.
– Вам уже не найти Сосновой улицы, – заявил он. – И Мэйн–стрит тоже.
Слова эти словно пронзили Бартона насквозь. Он выпрямился, и мозг его заработал трезво, хотя выпил он прилично.
– Что значит «уже не найти»? – спросил он.
– Их давно нет. Уже много лет. – Старик потер морщинистый лоб. – Я давно не слышал, чтобы кто–то говорил об этих улицах. – Его голубые, как у ребенка, глаза внимательно разглядывали Бартона. – Забавно снова услышать эти названия. Я почти забыл о них. Знаете, мистер Бартон, что–то тут явно не так.
– Это уж точно, – согласился Бартон. – Что–то не так. Но что?
Кристофер вновь потер лоб, словно собираясь с мыслями.
– Не знаю, – ответил он. – Что–то серьезное. – Он таинственно огляделся. – Может, я просто спятил. Сосновая была приятным местечком, гораздо приятнее, чем Фэйрмаунт–стрит. Так она сейчас называется – Фэйрмаунт–стрит. Но там стоят другие дома, и это вообще не та улица. Никто не помнит Сосновой. – Слезы навернулись на глаза старика, и он вытер их. – Никто ее не помнит, кроме нас двоих. Никто в мире. Что же нам, черт побери, делать?
Глава 7
– Послушайте… – проговорил Бартон. – Прекратите истерику и послушайте.
Кристофер дернул плечом.
– Да–да. Простите, мистер Бартон. Все это…
Бартон схватил его за руку.
– Значит, она все же была, значит, я верно помню. Сосновая улица. И Мэйн–стрит. И старый парк. Значит, мои воспоминания истинны?
Кристофер вытер глаза грязной салфеткой.
– Да, старый парк… Вы помните его? Господи, да что же здесь произошло? – Лицо Кристофера покрылось нездоровой желтизной. – Что с ними стало? Почему они ничего не помнят? – Он со страхом огляделся. – Это совсем другие люди, прежние исчезли, как и все остальное. Все, кроме вас и меня.
– Я переехал, – сказал Бартон, – когда мне было девять лет. – Он вдруг встал. – Пойдем отсюда. Где бы нам поговорить?
Кристофер взял себя в руки.
– У меня… – ответил он. – У меня можно говорить свободно.
