Повседневная жизнь Дюма и его героев

Великий Тальма.

^{Портрет Э. Делакруа.}

«Она сопротивлялась мне, и я ее заколол».

^{Карикатура на мадемуазель Дюверже в роли Адели в спектакле «Антони».}

Ида Ферье, супруга Дюма.

^{Литография по рисунку Констана.}

Мари Катрин Лаура Лабэ, мать Александра Дюма-сына.

^{Пастель неизвестного художника.}

«С мисс Адой рядом дядя Том».

^{Александр Дюма с Адой Менкен. Фото 1867 г.}

Александр Дюма-отец.

^{Дагеротип 1845 г.}

Дюма дарит Санкт-Петербургу «карманное издание избранных своих сочинений».

^{Карикатура из журнала «Живописная русская библиотека». 1858 г.}

Молодая Республика-Козетта опирается на руку Гюго-Вальжана.

^{Литография А. Л. Виллета.}

^{Дюма в России записывает сведения по российской истории «со слов русских, знающих очень хорошо Россию из иностранных источников». Карикатура Н. Степанова. 1858 г.}

Дюма в костюме мушкетера.

^{Карикатура Жиля.}

^{Карикатура Шама на легендарную скорость, с какой Дюма писал пьесы:}

^{«Новая кормилица «Комеди Франсез» растит детишек за пять дней…» Надписи на пеленках: «Детство Людовика XIV», «Детство Людовика XV».}

Граф Г. А. Кушелев-Безбородко.

^Фото.

Дюма на Кавказе.

^Фото.

Путешествие Дюма и Маке по Испании.

^{Картина Э. Жиро.}

Памятник Дюма в Виллер-Котре.

^{Скульптор Карье-Белёз.}

Памятник «неарийскому» писателю снят нацистами с пьедестала перед переплавкой.

^1942 г.

Фамильное захоронение Дюма в Виллер-Котре.

Открытка первой четверти XX века, неизвестный автор которой «предсказал» перенесение праха Дюма в Пантеон.

«В этом-то аббатстве, истинном раю тунеядцев и обжор, в роскошных апартаментах второго этажа с балконом, выходившим на большую дорогу, обретем мы вновь Горанфло, украшенного теперь вторым подбородком и облеченного достопочтенной важностью, которую привычка к покою и благоденствию придает даже самым заурядным лицам.

В своей белоснежной рясе, в черной накидке, согревающей его мощные плечи, Горанфло не так подвижен, как был в серой рясе простого монаха, но зато более величествен.

Ладонь его, широкая, словно баранья лопатка, покоится на томе in-quarto, совершенно исчезнувшем под нею; две толстые ноги, упершиеся в грелку, вот-вот раздавят ее, а руки теперь уже недостаточно длинны, чтобы сойтись на животе.

Утро. Только что пробило половину восьмого. Настоятель встал последним, воспользовавшись