Судите сами.
«Когда Ла Моль поднялся с колен, перед ним уже стоял мэтр Рене; в руках флорентийца была восковая грубо сделанная фигурка с короной на голове и в мантии.
— Все так же ли хотите вы, чтобы вас полюбила ваша коронованная возлюбленная? — спросил парфюмер.
— Да, хотя бы ценой моей жизни, гибелью моей души! — ответил Ла Моль.
— Хорошо, — сказал флорентиец; он взял кувшинчик, налил себе на пальцы воды и брызнул несколько капель на голову фигурки, произнося какие-то латинские слова.
Ла Моль вздрогнул, понимая, что совершалось святотатство.
— Что вы делаете?! — воскликнул он.
— Я нарекаю этой фигурке имя Маргариты.
— Но для чего?
— Чтобы создать взаимочувствие.
Ла Моль уже открыл было рот, собираясь прекратить это святотатство, но его удержал насмешливый взгляд пьемонтца.
Рене, поняв намерение Ла Моля, остановился в ожидании.
— Нужна полная, беззаветная воля, — сказал он.
— Действуйте, — ответил Ла Моль.
Рене написал на маленькой полоске красной бумаги какие-то каббалистические знаки, вдел бумажку в стальную иглу и проткнул иглой статуэтку в том месте, где должно быть сердце.
Странная вещь! На краях ранки появилась капелька крови. Тогда Рене поджег бумажку Накалившаяся игла растопила воск вокруг себя и высушила кровяную капельку.
— Так ваша любовь своею силой пронзит и зажжет сердце женщины, которую вы любите.
Коконнас, как полагалось вольнодумцу, исподтишка посмеивался, но Ла Моль, по природе любящий и суеверный, чувствовал, как холодные капли пота выступают у корней его волос.
— А теперь, — сказал Рене, — приложитесь губами к губам статуэтки и скажите: «Маргарита, люблю тебя, приди!»
Ла Моль исполнил его требование» (Ч. Ill, I).
Колдовство действует что-то уж слишком быстро. Едва закончился ритуал, как Маргарита стучится в дверь. Дело в том, что во время описанной сцены она уже ожидала в соседней комнате: колдовство, по сути, было ни к чему, все решила тонко построенная интрига. Для Дюма весьма характерна подобная ирония по отношению к сверхъестественным проявлениям. Не отрицая сверхъестественного в целом, он не без юмора относился к конкретным случаям, стараясь всегда в первую очередь отыскать обычные, естественные их причины. Таково же было, например, его отношение к спириту Юму, чье общение с духами ему ни разу лично наблюдать не пришлось. Потому Дюма не склонен восторженно повторять рассказы о способностях Юма и, не отрицая их, все же задает себе вопрос, почему в его присутствии знаменитый спирит всегда терял свою силу («Путевые впечатления. В России»).
Что до Ла Моля, то колдовство впоследствии стоило ему жизни. Королевская следственная комиссия сочла фигурку в короне и мантии изображением короля, букву М — символом слова «mors» — «смерть», а иглу, всаженную в сердце куклы, — свидетельством попытки магическим способом извести Карла IX. Ла Моль попал на эшафот. Возможно, Провидению не понравились попытки Ла Моля магически воздействовать на чужую волю. Если бы он еще при этом не погнушался пожать руку палачу, то прощение, возможно, было бы дано. Однако гордыня героя окончательно его погубила.
В том же романе есть сцена гадания Екатерины Медичи. Надо сказать, многие ее современники писали о том, что королева нередко прибегала к гаданиям и астрологическим предсказаниям.
«Освещая путь Екатерине, парфюмер первым вошел в келью.
Екатерина сама выбрала нож синеватой закалки. Две курицы, лежавшие в углу, тревожно вращали золотистыми глазами, когда к ним подходил Рене.
— Как будем делать опыт? — спросил он, взяв одну из них.
— У одной мы исследуем печень, у другой — мозг. Если оба опыта дадут один и тот же результат, то, значит, верно; в особенности если эти результаты совпадут с полученными раньше.
— С какого опыта начнем?
— Над печенью.
— Хорошо, — сказал Рене.
Он привязал курицу к жертвеннику за два вделанных по его краям кольца, положив курицу на спину и закрепив так, что она могла только трепыхаться, не сдвигаясь с места.
Екатерина одним ударом ножа рассекла ей грудь. Курица вскрикнула три раза, некоторое время потрепыхалась и околела.
— Всегда три раза! — прошептала Екатерина. — Предзнаменование трех смертей. — Затем она вскрыла труп курицы. — И печень сместилась влево, — продолжала она, — всегда влево… три смерти и прекращение династии. Знаешь, Рене, это ужасно!
— Мадам, надо еще посмотреть, совпадут ли эти предсказания с предсказаниями второй жертвы.
Рене отвязал курицу и, бросив ее в угол, пошел за второй курицей, но она, видя судьбу своей подруги, попыталась спастись: начала бегать вокруг кельи, а когда Рене загнал ее наконец в угол, взлетела выше головы Рене и движением воздуха от взмахов ее крыльев загасила чародейскую свечу в руке Екатерины.
— Вот видите, Рене, — сказала королева, — так угаснет и наш род. Смерть дунет на него, и он исчезнет с лица земли… Три сына! Ведь три сына! — прошептала она грустно.
Рене взял у нее погасшую свечу и пошел зажечь ее в соседнюю комнату.
Вернувшись, он увидел, что курица спрятала голову в воронку.
— На этот раз не будет криков, — сказала Екатерина, — я сразу отрублю ей голову.
Действительно, как только Рене привязал курицу, Екатерина исполнила свое обещание и одним ударом отрубила голову. Но в предсмертной судороге куриный клюв три раза раскрылся и закрылся.
— Видишь! — сказала Екатерина в ужасе. — Вместо трех криков — три зевка. Три, всё три! Умрут все трое. Души всех кур, отлетая, считают до трех и кричат троекратно. Теперь посмотрим, что скажет голова.
Екатерина срезала побледневший гребешок на голове курицы, осторожно вскрыла череп, разделила его так, чтобы ясно были видны мозговые полушария, и стала выискивать в кровавых извилинах мозговой оболочки что-нибудь похожее на буквы.
— Все то же! — крикнула она, всплеснув руками. Нее то же! И на этот раз предвестие яснее, чем когда-либо! Иди взгляни.
Рене подошел.
— Что это за буква? — спросила Екатерина, указывая на сочетание линий в одном месте.
— Г, — ответил флорентиец.
— Сколько этих Г?
Рене пересчитал.
— Четыре! — сказал он.
— Вот, вот! Это так! Понятно — Генрих Четвертый. О, я проклята в своем потомстве! — простонала она, бросая нож» (Ч. Ill, II).
Сцена страшна не столько дикостью обряда, сколько отчаянием старой королевы, получающей одно за другим подтверждения того, что ее сыновья Карл IX, Генрих III и Франсуа Анжуйский обречены на смерть, а Генриху Наваррскому предопределено царствовать после них, основав новую династию. Что же это — Рок? А где же исповедимость Провидения, позволяющая изменить судьбу? Дюма намекает, что судьба династии Валуа предопределена проклятием тамплиеров, сожженных предком нынешних королей Филиппом Красивым. А несчастная королева-мать, пытаясь преступлениями предотвратить катастрофу, только подталкивает сыновей к могиле…
Парфюмер Рене — образ ученого XVI века, одинаково сведущего и в магии, и в химии, и в интригах. Его знания могут служить и добру, и злу (судьба науки во все времена); он готовит и мази и отравы,
