— Срочно? У меня — проявка, я сам позвоню. Ты дома?
— Да. Через сколько минут ждать?
— Откуда я знаю, как все пойдет?!
«Сейчас он сорвется, — подумал я, уловив знакомое раздражение в его голосе, — надо заканчивать».
— Эдик, давай так: мы через час будем у твоей лаборатории в сквере.
— Мы — это кто?
— Я и врач, у него к тебе дело.
— Ладно, через час в сквере.
Положив трубку, я почувствовал такое утомление, что захотелось громко «уффнуть» и стереть несуществующий пот со лба. Забыл даже о присутствии Макарова и потому удивленно обернулся на его голос:
— Надо ехать? Значит — поехали. Ты даже не представляешь, насколько это важно, если он видел хоть нечто, похожее на то, что приснилось тебе!
В метро я еще раз вспомнил недавний сон.
…Желтый двухэтажный особняк на окраине города. Ночь. Дождь. С двух сторон к дому примыкает лес. Я — в этом страшном черном ночном лесу, под дождем — в мокрой одежде, со слипшимися волосами; струи воды текут по лицу, мешая смотреть. Но меня неодолимо влечет к этому дому, к окну, из которого исходит странный переливающийся многоцветьем свет: словно его заперли в комнате, и он мечется, не зная, как вырваться на свободу и раствориться, растаять, слиться с воздухом.
Оглядываюсь по сторонам, как боящийся слежки вор, осторожно приближаюсь к окну, опасаясь наступить на сучья, хотя в ропоте дождя и шелесте листьев все равно никто не услышит легкого хруста.
В огромной круглой комнате — только стол посередине — тоже круглый и вокруг него — шесть стульев. Из сидящих за столом узнаю двоих — Татьяну Львовну и юношу, который был на похоронах Ларисы. Но откуда же свет? В комнате — ни люстры, ни торшеров, ни свечей.
Ах, так это и не свет вовсе — это летающие по комнате многочисленные гладкие шарики: почти как теннисные, но очень маленькие, и внутри каждого — какая-то искорка. Приближаясь к сидящим за столом людям, они на мгновенье застывали, а потом вдруг резко поглощались каким-то необычным тонким черным шлейфом, окутывавшем каждого, и тонули в этом шлейфе.
Несмотря на шум дождя и двойные оконные стекла я отчетливо слышал каждый звук.
— Сегодня маленький юбилей нашей фирмы, — звонким голосом говорила Татьяна Львовна, хотя в жизни у нее был совсем другой голос — писклявый и унылый. — И мы, кто ее замыслил и создал, — она развела руками, показывая на сидящих справа и слева от нее, — говоря о делах, одновременно и отпразднуем его. Пора закладывать традиции. Для начала прошу принять мой личный подарок для избранных, — ее руки снова распахнулись, взметнулись вверх, будто ее подарком была то ли эта комната, то ли воздух в ней.
«Откуда в ней столько бодрости, в этой ноющей рохле?» — думал я, прижимаясь к стеклу лбом.
— Теперь вы сами оценили, какое полезное дело мы делаем, — продолжал звенеть ее голос, — помогая людям обрести утраченное. Тем, конечно, кто в состоянии оплатить наши услуги. Но ведь за все надо платить, верно?
Чем меньше шариков оставалось в комнате, тем более налитыми становились люди, лица румянились, глаза блестели. Шлейф вокруг каждого становился более сочным и толстым, а свет в комнате — мертвенно бледным, неживым. Присмотревшись, я увидел, что исходит он все из тех же шариков, но — пустых, как шелуха; из них изъяли, вынули красивые искорки, и теперь оболочки лениво плавали в воздухе.
— Любой юбилей, — прежде всего подведение итогов, — иглами впивался в уши голос Татьяны Львовны. — Поэтому сейчас — небольшое сообщение Юрия Вольфовича.
…— Мы где выходим-то? — взял кто-то меня за локоть. Наверное, я слишком сильно дернулся или отпрянул. Макаров даже испугался такой реакции. — Что с тобой? Задумался о чем-то? Извини. Мы не проедем?
Было видно, что ему крайне не терпится не столько поговорить с Эдвардом, сколько услышать лишь одно слово: «Да» или «Нет».
— Да не волнуйся ты, — выдохнул я, с трудом соображая, что это — вагон метро, а не лес, — до Тверской ехать.
Отвлеченный Макаровым, я, вероятно, разорвал какую-то эмоциональную ниточку, связывавшую меня с былым сном, и, пытаясь снова найти ускользающий кончик, стал вспоминать доклад того, чье лицо запомнил еще с Ларисиных похорон и кто оказался Юрием Вольфовичем. То, что он говорил, даже во сне с трудом укладывалось в моей голове. Оказывается, именно он и был изобретателем прибора, на основе которого образовалась фирма «666». Прибор выполнял роль механического вампира, то есть разрывал чужое биополе и выкачивал из человека энергию, конденсируя ее в себе.
Добро и зло… Неужели они — извечны, и борьба их бесконечна? И на каждого светлого гения обязательно приходится гений тьмы? Только светлые — на виду, а эти… Сколько их? Может, гораздо больше, чем можно и предположить? Юрий Вольфович едва ли не еженедельно усовершенствовал свои приборы. Теперь они работали уже без лазерного луча, могли воздействовать на человека сквозь стены, на большом расстоянии. Задумав поставить дело на поток, он стал искать помощников — так и появилась «666».
Освободив голову от организаторских обязанностей, Юрий Вольфович нашел возможность извлекать из конденсаторов уворованную энергию и направленно передавать ее другим людям. Это и стало фундаментом фирмы. В ход пошла даже положительная аура вещей.
— …Один сеанс подпитки сейчас стоит триста тысяч рублей, — явственно доносился до меня голос Юрия Вольфовича, словно я сидел за тем же столом, что и он, а не стоял по другую сторону окна. — Поскольку наша фирма единственная, то клиентам обращаться больше некуда. Значит, есть резон повысить расценки до полумиллиона. Тем более, что клиентура у нас не из бедных, средний возраст — шестьдесят пять — семьдесят лет.
— Вчера было двое сорокалетних, — вставила Татьяна Львовна, — на сексуальной подзарядке.
— Спасибо, что напомнили, я чуть не забыл сказать, что теперь у нас появились новые возможности для расширения сферы услуг. И, соответственно, для привлечения клиентов. Прошу внимания, господа — это информация именно для вас, поскольку вы все занимаетесь сбытом нашей продукции. Я не хотел говорить раньше, но теперь, когда новый прибор «Вамп-6» прошел апробацию с отличными результатами, можно сказать. Двое вчерашних посетителей пользовались экспериментальным вариантом «Вампа», через неделю будут действовать еще три прибора. В чем их особенность? Как вы знаете, до сих пор мы использовали только общую ауру. Наши приборы «раздевали» наиболее сильных доноров, притягивая к себе и оставляя на конденсаторах их общую энергию. Соответственно, наши клиенты тоже подпитывались только общей энергией. Получается, мы в течение сеанса за триста тысяч предоставляли им весь спектр энергетических полей. «Вамп» должен просто озолотить нас, потому что теперь предлагаться будет по выбору клиента лишь один вид энергии.
Он обвел молчащую пятерку слушателей победным взглядом.
— Но… но как этот вид выделить из общей? — после паузы спросил лысый толстяк в очках.
— В том-то и дело, — бодро зазвенел надменный голос Юрия Вольфовича, — что выделять не надо. Общая будет идти по самым высоким расценкам, потому что мы тоже рискуем, добывая ее: выключил прибор на три минуты позже, чем надо — и донор может умереть. Конечно, никто не подкопается, но, думаю, надо все-таки быть осторожнее. А прочие виды энергии будет добывать «Вамп-6». На нем несколько клавиш и столько же конденсаторов. Каждый — для одного вида; если у человека слабое интеллектуальное поле, но сильное — сексуальное или эмоциональное, то «Вамп» изымет на конденсаторы «С» или «Э» только эти виды, а конденсатор «И» будет наполняться интеллектуальной энергией от донора, у которого она высшего качества.
— Гениально! — выдохнул толстяк, поблескивая очками и ища одобрения у прочих.
— Восхитительно! — поддержала его соседка слева.
